– Кто вы? – убитым голосом заговорил Кубик, повторяя давешний свой, оставшийся без ответа вопрос.
Божество ответило не сразу и через силу, как будто слова не хотели выползать из него:
– Я глотка, жрущая мир. И я сожрал все, что было можно. Теперь я свободен. Остальное довершится само. Ты увидишь это. Тогда ты останешься один и будешь призывать смерть. Она придет. Она никогда не обманывает.
– Зачем столько говорить о смерти, если есть жизнь? – искренне недоумевал Кубик.
– Вряд ли ты это поймешь, человек. Но… и среди вас есть такие, как я. Были. Много. Разница только в степени. – Слепой усмехнулся. – Ты думаешь, раз я Божество, значит, обладаю силой власти над миром. Да, обладаю. Только это не сила. Это… наоборот. Ты слышал о воле к жизни? Нет, конечно, не слышал. Вы все нынешние слишком невежественны. Так вот, у меня ее никогда не было. Совсем.
– Почему бы вам было не застрелиться? – поинтересовался Кубик.
– Примитивный ход мысли. Отсутствие воли к жизни не есть прямая воля к смерти. Только косвенная. Это совсем другое. Тогда начинаешь забирать жизнь у мира, в котором живешь.
– Убивая его.
– Какое мне до него дело? Я упрощал вашу реальность, выкидывал из нее все лишнее и ненужное. Вы и сами занимались тем же, чтобы жилось удобней. Я же всего лишь освобождал энергию, которая нужна мне, чтобы существовать. Это так просто.
– Главное, легко оправдывается заботой о здоровье, – пробормотал Кубик.
– Этот мир – оскорбление для меня. Он слишком тяжел и причиняет много неудобств. Это ком грязи, который почему-то предлагается тащить на своем горбу. Но теперь он стал совсем другой.
– Никакой.
– Рано или поздно – смерть всегда приходит.
Слепой аккуратно положил голову детеныша на пол, поднялся и перешел к креслу. Огонь в стенной нише давно погас. Божество село, безвольно опустив голову на грудь.
– Ты не сказал, что тебе нужно. Но я догадываюсь. Пришел просить меня остановить все это? Поздно. Я ничего не могу сделать. Это должно было произойти. Для того меня и создали.
Он замолчал. Кубик вдумчиво рассматривал свой автомат.
– Не торопи ее, – вдруг сказало Божество.
– Кого? – озадачился Кубик.
– Смерть. На, возьми. Пригодится. – Божество взмахнуло рукой, и Кубик увидел летящий к нему маленький предмет. Поймал, повертел в пальцах.
– Что это?
– Дракон. Зверь, изрыгающий огонь. Зажигалка. Но это не все. Мой сын… Можешь не верить, но он был дорог мне. А теперь некому оплакать его смерть. И смерть его матери тоже было некому оплакать. Если б я мог… Наверное, тогда я захотел бы разорвать на куски этот мир.
– Зачем оплакивать смерть, если она лучшее? – колко спросил Кубик, пряча зажигалку причудливой формы в карман.
Слепой долго искал ответ.
– Знать бы, для чего дается жизнь, – глухо сказал он. – Я хочу, чтобы ты оплакал и похоронил моего сына. Раз уж ты сюда пришел.
Кубик от удивления открыл рот.
– Я? Почему? Не хочу я его оплакивать. Я и плакать не умею. Он использовал меня, мне было плохо от его этих… опытов. Мне ни капли не жаль его.
– Почему? Ты не знаешь почему? – Божество уставило на Кубика блестящие белки глаз, и он поежился. – Мне даже это нужно объяснять. Кто же Он такой… Я победил Его, и должен за Него объяснять все этим маленьким глупым людям?! – Слепой покачал головой. – Ты был в молельном доме. Он… тот… принял тебя. Вот почему.
Перед глазами Кубика всплыло плачущее изображение. И в то же мгновенье его захлестнула волна чего-то неведомого, сильного, жаркого. Ему показалось, что он летит. Поднимается ввысь. И смотрит на мир оттуда. Вот почему. Потому что не хочет отдавать мир в руки смерти. Нужно, чтобы кто-то пролил над миром слезы. И над детьми мира. Над детенышем Божества и тысячами, миллионами других несмышленых детенышей.
– Я сделаю это, – твердо сказал он. – Но хоронят в крематории.
– Нет. – ответило Божество, вставая. – В земле. Лопату найдешь в кладовой возле наружной двери. Там мой раб держал инструмент для своих грядок.
Слепой прошел мимо тела своего детеныша к дверям. Помедлив, добавил:
– С северной стороны дома есть холмик. Под ним лежит его мать. Похорони его рядом.
И вышел.
Кубик еще долго стоял над телом, не решаясь приступить к делу. Хотя он соврал, что ему не жаль этого зарезанного заморыша, глаза не хотели выжимать из себя слезы. И было странно, что нужно закопать его в землю. Никто этого не делал. Симы всегда увозили мертвых в крематорий, и там сжигали, а пепел утилизовали. Он даже копать не умеет. Но ведь не стоять же и дальше из-за этого столбом.
Кубик нагнулся к телу, подхватил под спину и колени и понес. Весу в детеныше было как в котенке. Он поднялся по лестнице и вышел к наружной двери. Она была открыта – Божество позаботилось об этом. На улице Кубик по солнцу определил стороны света. Север был с правого бока дома.
Он положил тело на траву. Минут десять ушло на то, чтобы отыскать холмик. Крошечный, густо заросший травой, почти не приметный.
Кладовая возле двери была, наверное, когда-то гардеробной. Сейчас ее заполняли разные хитрые и не очень приспособления «для грядок». Кубику они были незнакомы. Но как выглядит лопата, он примерно представлял. Среди нескольких похожих штуковин – с длинными рукоятями и металлическими насадками – отыскал наконец требуемое. Оставил здесь оружие, вернулся к телу и остановился в задумчивости. Долго размышлял о том, что ему самому не понравилось бы, если б кто-то начал сыпать на него, особенно на лицо, землю.
Возвратился в дом и, пройдясь по незапертым комнатам, отыскал большой кусок ткани. То ли покрывало, то ли простыню. Поднялся наверх и завернул в него тело. Появилось удивительное ощущение, что его действия являются частью какого-то неведомого и очень важного ритуала. Отчего-то он испытывал волнение. Оно не было тревожным, наоборот, чуть ли не радостным. Как будто происходило возвращение к чему-то забытому, утерянному. К точке истины.
Земля была неподатлива. Пока снял верхний слой, успел взмокнуть. На ладонях вздулись пузыри. Но он не обращал на них внимания. Что-то подсказывало, что боль – тоже часть ритуала. Люди должны испытывать боль. Чтобы не быть похожими на каких-нибудь симов. Может быть, боль и дана им, чтобы оставаться людьми. Интересно, подумал Кубик, чувствуют ли ее слабоумные и озверевшие идиоты, которыми наполнился город?
Несколько раз он останавливался передохнуть и замечал неподалеку Божество. Оно стояло лицом к нему и ничего не делало. Кубик догадывался, что слепой может видеть каким-то другим, неизвестным органом чувств. Божество выглядело бесстрастным и спокойным. Впрочем, Кубик и не видел его другим.
Яма глубиной в метр образовалась лишь часа через три. Руки стерлись в кровавые мозоли. Кубик отбросил лопату и упал без сил в траву, сам похожий на труп. Мельком бросил взгляд в сторону Божества. Но слепого не было.
