«Наверно, стоило бы сделать это девизом для нас всех», — подумалось Темпере. Какое-то время она постояла, глядя на картину. Повернувшись, чтобы взглянуть на остальные, она внезапно застыла на месте.
На стене, напротив письменного стола, она увидела картину, которую сразу же узнала. Это был ангел с картины Леонардо да Винчи «Мадонна в скалах».
«Я часто думал, кого-то ты мне напоминаешь, Темпера, — говаривал отец, — и вот теперь я знаю. Вот так ты будешь выглядеть, когда станешь постарше».
И указывал на ангела с шедевра Леонардо, и Темпера удивленно следила за его взглядом.
Теперь и она знала, что с годами стала куда более похожа на ангела, чем в детстве. Но смиренно напоминала себе, что ей бы никогда и в голову не пришло претендовать на подобную красоту.
И все же между ними было несомненное сходство, в овале лица с маленьким острым подбородком, в темно-рыжих волосах с пробором посередине, в больших ласковых глазах и полуулыбке губ.
Было что-то хрупкое, почти эфирное, в мягких линиях длинной шеи и в стройной фигуре, и в самом деле напоминавшее Темперу.
«Почему эта картина оказалась в коллекции герцога?» — подумала она.
Странно было среди оригиналов мировых шедевров видеть копию только одной фигуры с полотна Леонардо.
Впервые Темпера увидела «Мадонну в скалах» в Лувре, а вариант ее был и в Национальной галерее.
Ангел и там и там выглядел почти одинаково, разве что на полотне в Лувре краски были ярче и воздушнее, создавая эффект прозрачности, которого не было на варианте, хранившемся в Национальной галерее.
«Все-таки странно… очень странно… что герцог повесил его здесь», — подумала Темпера.
Она еще раз взглянула на работу ван Эйка и решила, что именно ее она должна описать мачехе и вложить в ее уста нужные слова для описания ее впечатления.
Она могла бы спросить у герцога: «Сказать вам, какая из ваших картин мне нравится больше всех?»
Тот, наверное, удивится, что она выбрала миниатюру, будучи сама довольно крупной и представлявшейся ему тициановской богиней.
Придумывая по дороге, что бы еще могла сказать мачеха, Темпера поднялась наверх, забрав платок, который был поводом сойти вниз.
Она решила, что не будет упускать ни минуты своего пребывания в замке, чтобы посмотреть картины, увидеть их, если такое возможно, глазами отца и послушать, что они могут ей рассказать.
«Всякая красота что-то говорит, — часто повторял сэр Фрэнсис. — Всем шедеврам живописи есть что сказать. Не только смотри на них, Темпера, но прислушивайся к тому, что говорят тебе твои чувства и что ты ощущаешь в душе».
«Вот чем я должна заняться, — сказала себе Темпера, — потому что другой такой возможности у меня не будет».
Завтракала она в полдень вместе с двумя другими камеристками в их маленькой гостиной.
Меню было и французское и английское, и если мисс Бриггс и мисс Смит фыркали на все незнакомое и казавшееся им странным, Темпера наслаждалась салатом из мидий и цыпленком по-провансальски.
— Я собираюсь прилечь, — сказала мисс Бриггс, когда завтрак закончился. — Я никогда не сплю в дороге, а от всего этого распаковывания и раскладывания я устала до бесчувствия.
— Я тоже намерена хорошенько вздремнуть, — отозвалась мисс Смит. — Ночью нам будет не до сна.
— А вы что, не ложитесь, пока не вернется хозяйка? — удивилась Темпера.
— Ну, конечно нет, — в унисон отвечали явно шокированные мисс Бриггс и мисс Смит.
— Уж не думаете ли вы, что ее милость могла бы сама раздеться? — презрительно заметила мисс Бриггс. — И ни одна уважающая себя камеристка не допустила бы горничную ей помогать.
— Последний раз, когда я была здесь, я до шести утра не ложилась, — добавила мисс Смит. — Ее милость всегда возвращалась на рассвете. Это в ее-то возрасте!
Мисс Бриггс засмеялась.
— Мою леди из казино не вытащишь, пока она не спустит последний пенни или двери не запрут.
— Должно быть, на следующий день вы просто с ног валитесь от усталости, — сочувственно заметила Темпера.
— Что и говорить! Вот поэтому, мисс Райли, послушайтесь моего совета, поспите днем, если представится такая возможность. Одно можно сказать об этом месте: постели здесь удобные!
— Мне нужен еще один стул в мою комнату, — сказала мисс Бриггс — Я уже просила об этом горничную-француженку, но она меня не поняла. Придется попросить мистера Бэйтса поговорить с полковником Анструзером Я не намерена мириться с неудобствами.
Темпера подумала, что особых неудобств ни у той, ни у другой нет. Когда обе удалились к себе, она вернулась в свою комнату, но только не затем, чтобы лечь спать.
В ее багаже были краски и холст в рамке, занимавшие очень мало места. Она любила заниматься живописью еще при жизни отца, и он поощрял ее, оплачивая уроки, с того момента, как только она смогла держать в руках кисть.
Темпера не имела никаких иллюзий относительно возможности стать великим художником, но живопись она очень любила и знала, что, изучив методы великих мастеров, она может создавать привлекательные и приятные для глаз картины.
Она решила, что должна увезти с собой хоть что-нибудь на память о южной Франции, и, надев широкополую шляпу, выскользнула из дома и отправилась осмотреть сад.
Темпера и вообразить себе не могла, что может существовать нечто настолько прекрасное и изысканное, но впоследствии она узнала, что старый герцог, вынужденный по состоянию здоровья провести остаток дней на юге Франции, распорядился доставлять ему цветы со всех концов света.
Тут были и азалии с Гималаев, и лилии из Вест-Индии, и орхидеи из Малайи, не говоря уже о массе английских цветов. Эти последние, особенно розы, в полутропическом климате приобрели особую экзотическую пышность.
Так как сад находился на склоне холма, водопады наполняли бассейны с водяными лилиями и золотыми рыбками, а оттуда вода стекала дальше вниз, образуя декоративные пруды с поросшими папоротником берегами.
Аллеи сада охраняли, как часовые, темные кипарисы, и неожиданно то тут, то там мелькали мраморные статуи, белея на фоне темных деревьев и напоминая Древнюю Грецию.
Темпера бродила как во сне. Иногда ей встречались садовники, занятые прополкой или пересаживанием растений. «Bonjour, Mademoiselle», — бормотали они, и она отвечала им на их родном языке.
Затем, когда она отошла от замка уже довольно далеко, она оказалась в небольшом цветнике, где вдоль каменной стены, увитой плющом, тянулся цветочный бордюр.
Цветы манили к себе бабочек и пчел, и все вместе они представляли собой столь прелестную картину, что Темпера, присев на мраморную скамью, почувствовала, будто перенеслась в какой-то волшебный мир. Только отец понял бы ее ощущения.
