— Но у тебя нет мужа, матушка, тебя некому защитить в случае скандала, который вызовут отношения с такой известной персоной, как граф.
— Он бы не оставил меня… нищей, — слабо возразила леди Ротли.
— Ну да, он бы оделил тебя деньгами. Но зачем тебе деньги, если тебя не будут приглашать на балы, приемы и рауты, которые ты так любишь? Ты знаешь не хуже меня, что двери таких домов, как герцогский, будут для тебя навсегда закрыты.
— Ты совершенно права, и все твои слова справедливы, но я люблю его, Темпера, я его люблю!
Чувствуя, что слезы вот-вот хлынут снова, Темпера постаралась успокоить мачеху, причесала ее по-новому и еще более к лицу и нарядила в одно из самых красивых платьев.
— Не думай о будущем и радуйся настоящему, — убеждала она ее. — Вчера ты имела успех, постарайся сегодня выглядеть еще лучше! Как говорил папа, когда раздражался: «Завтра сочтемся, а сегодня черт с ним!»
— Темпера!
Леди Ротли, казалось, была уязвлена, но немного спустя все-таки рассмеялась:
— Ах, Темпера, как я тебя люблю! Ну разве есть у кого-нибудь такая добрая и милая падчерица?
С внезапной переменой настроения лицо ее осветилось улыбкой.
— Солнце сияет, — сказала она. — Мы в гостях у герцога. И граф только и ждет, чтобы признаться мне в любви. Чего еще желать женщине?
— Ничего. Разве только быть похожей на тебя, — отвечала Темпера.
— Сейчас сойду вниз и всех поражу! — сказала леди Ротли. — Хоть одно утешение, что леди Холкомб готова мне глаза выцарапать!
Темпера засмеялась, но когда мачеха вышла, улыбка ее погасла, и она без сил опустилась на стул, размышляя о ситуации, в которой она оказалась.
Она старалась вспомнить, что в свое время говорил ей о графе отец.
Она видела его раза два или три, но он не обратил на девочку-подростка никакого внимания.
И все же что-то подсказывало ей, что ничто не ускользает от его темных глаз и память у него хорошая.
«Как бы там ни было, он не должен меня увидеть», — подумала она.
Ей внезапно пришло в голову, насколько это повредило бы мачехе, если бы стало известно, что собственная падчерица состоит у нее в горничных.
Такого рода сплетни мгновенно распространяются среди людей, которым нечего больше делать, как перемывать друг другу косточки.
Все это раздуют и преподнесут как сказку о злой мачехе, измывающейся над своей хорошенькой падчерицей.
«Я не должна попадаться на глаза не только графу, но и герцогу, и уж конечно, лорду Юстасу», — думала Темпера.
Она еще больше укрепилась в этом намерении, услышав за завтраком разговор мисс Бриггс и мисс Смит.
Она узнала, что леди Холкомб проиграла вчера значительную сумму в баккара и по этому поводу имела неприятный разговор с супругом.
Сэр Уильям, в свою очередь, выиграл маленькое состояние, и в казино вышел скандал, так как какая-то женщина обвинила его в том, что он забрал ее выигрыш вместе со своим.
Откуда камеристкам стали известны все эти подробности, Темпера не имела представления, но у них всегда находилось, что рассказать друг другу, и только Темпера не могла внести никакого вклада в разговор.
— Могу вам еще кое-что рассказать, — сказала мисс Бриггс, поднося к губам огромную чашку чая. Завтраки, обеды и ужины неизменно сопровождались у них чаепитием.
— А что такое? — осведомилась мисс Смит.
— Его милость снова принялся за свои проделки.
— Вы имеете в виду лорда Юстаса?
— А кого же еще? — презрительно протянула мисс Бриггс.
— И что же он сотворил теперь? — поинтересовалась мисс Смит.
— Когда я шла в спальню ее милости сегодня утром, я услышала, что кто-то в башне взвизгивает и хихикает.
— Да неужели! — воскликнула мисс Смит, и глазки у нее заблестели от любопытства.
— Я случайно уронила одну вещь и, наклонившись, чтобы ее поднять, увидела, как дверь из комнаты его милости отворилась и оттуда вышла Мадлен.
— Это которая? — спросила мисс Смит.
— Ну такая крупная, грудастая, и притом еще страшно дерзит, если мне удается понять, что она говорит.
— Я ее знаю, — заметила мисс Смит, — и никогда бы не стала ей доверять.
— И были бы правы, — согласилась мисс Бриггс. — Волосы у нее были растрепаны, передник измят, и пока она закрывала дверь, я успела увидеть его милость в неглиже.
— Ну и ну! — ахнула мисс Смит. — А я-то думала, что хоть горничных он оставляет в покое.
— Кто-кто, только не он, — с удовлетворением заявила мисс Бриггс — Он всегда и со всеми таков. Помню, года два назад, когда мы гостили на севере у герцога Хальского…
Она пустилась в подробный рассказ о похождениях лорда Юстаса и хорошенькой горничной, но Темпера уже не слушала.
Она вспомнила, как ей удалось счастливо избежать столкновения с ним сегодня утром и как одного его взгляда при первой их встрече ей хватило, чтобы понять, что надо держаться от него подальше.
Он был одним из тех типов, которые, как она слышала, соблазняют одиноких молоденьких гувернанток, а тех потом увольняют без рекомендаций.
«Негодяй, — подумала она. — Не могу поверить, что герцогу известно о его поведении, иначе он бы его не пригласил».
Ее, как ножом, пронзила мысль, что и герцог может считать прислугу легкой добычей. Но она тут же устыдилась этой мысли.
Как может человек, способный понять то, что она говорила про красоту ночи, которую нужно наблюдать и слушать, не быть порядочным и честным?
Как бы ни вел себя лорд Юстас, она была готова голову отдать на отсечение, что герцог чист и безупречен.
И все же и его придется избегать.
Эта мысль тяготила ее, но она дала себе слово, что не сделает ничего, что бы могло отвлечь его от мачехи.
Нелепо и думать, что она могла заинтересовать его как женщина, но она могла заинтересовать его как художник. Это, конечно, совсем другое дело, но все равно такое переключение внимания ни к чему.
Темпера была уверена, что, если бы герцог сделал мачехе предложение, она не стала бы флиртовать с графом. Она знала, как любит мачеха великосветское общество и как мечтает стать в нем звездой первой величины.
И от всей души надеялась, что леди Ротли не станет открыто показывать предпочтение, которое она отдает обольстительному графу.
Когда Темпера была ребенком, он казался ей стариком, потому что был почти ровесником ее отца. Но теперь, думая о нем, она припоминала его темные сверкающие глаза на худощавом лице с чертами подлинного патриция. Вспоминала его голос, бархатный и звучный, и еще ей теперь казалось, что он часто смеялся.
