— Анжелика не с Севера, она из Пуату. Я знаю Пуату, я бывал там; в былые времена этот сладостный край принадлежал королевству Аквитания. Отдельные слова нашего провансальского языка все еще сохранились в наречии местных крестьян, а у Анжелики тот же цвет лица, что и у наших девушек.
— О, я уверена, ты вскоре разлюбишь ее! — выкрикнула испанка и расхохоталась жутким торжествующим смехом. — О! Я знаю тебя лучше, чем ты сам!.. Она недостойна тебя! Ты предпочитаешь страстных женщин! Таких, как я! Таких, какой ты создал меня!
Она снова упала на колени, цепляясь руками за камзол Жоффрея.
— Еще не поздно все вернуть. Я твоя! Люби меня! Возьми меня!
Анжелика не могла более это слушать и бросилась бежать. Стремительно миновав галерею, она оказалась вблизи гостиных.
Дворец пробуждался. В большом зале собрались дамы, намереваясь поупражняться в сложении рифм. Вооружившись дощечками для письма и стилосами
[78]
, они смаковали освежающие напитки.
— Анжелика, душенька, отыщите нам вашего мужа. От этой ужасной жары вдохновение покинуло нас, и, чтобы рассуждать о…
Анжелика не остановилась, но все же нашла в себе силы улыбнуться болтушкам:
— Рассуждайте! Рассуждайте! Я вскоре вернусь.
Наконец она прибежала в свои апартаменты и бросилась на постель, но тотчас вскочила и принялась метаться по комнате… «Это невыносимо!» — неустанно твердила она. Но, немного подумав, как и в прошлый раз, Анжелика вынуждена была признать: она сама не знает, что именно ее так расстроило. «Ну и пусть, все равно это невыносимо. Так не может больше продолжаться». Анжелика в бешенстве кусала свой маленький кружевной платок, с мрачным видом оглядывая комнату. Любовь была здесь повсюду, и это приводило ее в отчаяние. Казалось, все — и в этом дворце, и в этом городе — говорят о любви, рассуждают о любви. И только один архиепископ с высоты своей кафедры время от времени гневно мечет громы и молнии, предрекая геенну огненную, а за неимением ее — костры инквизиции — всем развратникам и распутникам, а также их усыпанным драгоценностями и роскошно одетым любовницам. В своих речах он особенно часто изобличал нравы отеля Веселой Науки. Веселая Наука! Что же это такое? Веселая Наука! Сладостная Наука! Ее тайны заставляют блестеть глаза красавиц, придают томность мелодичным голосам, вдохновляют поэтов и пленяют музыкантов. А во главе этого безумного, чувственного балета стоит он, этот калека, то насмешливый, то лиричный — волшебник, покоривший Тулузу своим богатством и праздниками! Никогда еще со времен трубадуров Тулуза не видела подобного расцвета, подобного торжества. Она сбросила с себя гнет северян и вновь обрела свою истинную судьбу…
«О! Он мне отвратителен, я ненавижу его!» — вскрикнула Анжелика, топнув ногой.
Она яростно трясла позолоченным колокольчиком, пока не появилась Маргарита, которой юная графиня велела подать портшез и собрать эскорт, так как она желала немедленно отбыть в домик на Гаронне.
* * *
— Мадам, вы не можете так поступить, — воскликнула расстроенная Марго. — Неужели вы забыли, что сегодня вечером состоится прием? Ожидается никак не меньше ста гостей…
— Ну и пусть! Все они замечательно обойдутся без меня. Я вчера видела мэтра Клемана Тоннеля, и он уверил меня, что все готово к приему: все слуги получили указания и знают, как нужно поставить столы в саду, какие подать вина и десерты… Все предусмотрено как нельзя лучше. А сейчас у меня ужасно болит голова и я должна отдохнуть.
Но Марго не сдавалась:
— О, мадам, какая жалость!.. Как раз сегодня! Этим вечером наконец… Вы бы могли его услышать.
— Кого же?
— Певца, которого называют Золотым голосом королевства… Помните вечер вашей свадьбы? Вы ведь так огорчились, покидая дворец именно тогда, когда сообщили о его приходе?! И вот! Сегодня вечером… Он будет здесь! В отеле Веселой Науки!
Анжелику безумно раздражало то игривое выражение лица Маргариты, с которым та уговаривала ее остаться. Точно так же, когда-то давно, смотрела на нее кормилица, обещая награду в обмен на послушание.
— Я все объясню мессиру де Пейраку в записке. Если граф будет расспрашивать обо мне, заверь его, что я не больна, но слишком утомлена и боюсь разочаровать наших друзей, играя роль хозяйки на этом приеме.
Марго плотно сжала губы. У нее был свой собственный взгляд на любовные перипетии этой пары, кое-какие догадки и большая надежда, но самым важным достижением в их отношениях она считала то, что «он» всегда исполнял все капризы Анжелики! Впрочем, она отнюдь не была капризной, эта молодая хозяйка. Словно сказочная фея, она однажды появилась во дворце Веселой Науки и с тех пор безраздельно царила в нем…
Марго вздохнула.
— Уже давно никто не слышал, как поет Золотой голос королевства, — повторила камеристка, — и если мадам де Пейрак упустит эту возможность…
— Нет, я же сказала. У меня не лежит душа к музыке и танцам сегодня вечером.
— Неповторимый голос…
— Нет, нет и нет.
— Все равно! Однажды вы его обязательно услышите, — строго заявила Марго.
Но она перестала настаивать и приказала привести лошадей, вызвала двух молодых служанок Анжелики, эскорт и портшез для непродолжительных прогулок по окрестностям.
— Надо же, собралась целая процессия, и все ради короткой поездки, — проворчала Марго, расстроенная необходимостью покинуть оживленный город и предстоящий праздник.
Портшез больше походил на паланкин, с сиденьем и шторами, который два мула, один впереди, другой сзади, несли размеренной рысью.
Анжелика вспоминала тот вечер, в который Марго увозила ее в первую брачную ночь. После она еще несколько раз бывала в домике на Гаронне, но всегда днем, на небольших обедах, устроенных в тени деревьев. Понимая, как сильно разочарованы вынужденным отъездом Маргарита и девушки, Анжелика, как только устроилась и слегка поужинала, тут же отослала их обратно… Вооруженные стражники расположились вокруг стен дома. Оставшись одна, Анжелика вышла из комнаты на балкон. Ей не хотелось спать.
Здесь, на этом балконе, она когда-то собиралась лишить себя жизни, чтобы избежать ласк мужа… Воспоминания о том жутком вечере, больше похожем на скверный спектакль, окончательно ее расстроили.
Но самым отвратительным было то, что ей пришлось бы слушать вовсе не Золотой голос, а смех этой претенциозной Карменситы, быть любезной с нею и наблюдать за ее жеманными кривляньями перед Жоффреем.
Молодая женщина была раздражена до предела и опасалась, что даже несмотря на все свое воспитание она не смогла бы удержаться от того, чтобы не вспылить при посторонних и не бросить этой особе несколько резких фраз. Именно потому самым разумным было уединиться ненадолго и успокоиться. Тишина садов вокруг домика на Гаронне подействовала лучше любого лекарства.
