Монах вздрогнул и смерил Анжелику удивленным взглядом:
— Должен ли я понимать, что мадам проникнет в святая святых и будет участвовать в беседе и опытах, которые вы желаете продемонстрировать мне?
На лице графа появилась ироничная усмешка, и он с вызовом посмотрел на монаха. Он знал, насколько такая манера поведения поражала тех, кто видел его впервые, и не упускал возможности со злорадством сыграть на этом.
— Отец мой, в письме, адресованном монсеньору, в котором я по его многочисленным просьбам согласился принять вас, речь идет о простом визите, и присутствовать могут все, кого я сочту нужным пригласить. Однако он посчитал необходимым отправить с вами шевалье, на случай если ваш острый взгляд упустит нечто важное.
— Но, мессир граф, вы же ученый, вы не можете не знать, что присутствие женщины абсолютно противоречит законам алхимии, которые гласят, что нельзя достигнуть положительного результата, если присутствуют противоположные флюиды.
— Представьте себе, отец мой, в моей науке результаты всегда верны и не зависят ни от настроения, ни от знатности, ни от пола присутствующих…
— Лично я нахожу это превосходным! — воскликнул шевалье с довольным видом. — Не скрою, мне больше по нраву хорошенькая женщина, чем всякие колбы и старые горшки. Но мой дядя попросил меня сопровождать Беше, чтобы я осваивался со своими новыми обязанностями, поскольку он собирается купить мне должность генерального викария
[100]
над тремя епископствами. Однако он ужасный человек и поможет мне только при одном условии: если я вступлю в орден. Признаться, мне было бы довольно и ренты.
Так, за разговорами, маленькая группа подошла к библиотеке — ее граф хотел показать прежде всего. Монах Беше, для которого этот визит был долгожданной удачей, задавал множество вопросов, и Жоффрей де Пейрак отвечал ему с терпением и снисходительностью.
Анжелика следовала за ними в сопровождении шевалье Жермонтаза, который не упускал случая прикоснуться к ней и время от времени посылал нескромные взгляды.
«Он и в самом деле настоящий мужлан, — подумала Анжелика. — И похож на молочного поросенка, украшенного цветами и лентами для праздничного ужина».
— Не понимаю, — спросила она громко, — какое отношение имеет визит в лабораторию моего мужа к вашему новому назначению?
— Я понимаю не больше вашего, но признаюсь: мой дядя потратил много времени, объясняя мне это. Похоже, Церковь менее богата и менее влиятельна, чем кажется, и главное — чем должна бы быть. Мой дядя также жалуется на усиление королевской власти в ущерб правам Штатов провинций, в том числе и Лангедока. Церковные ассамблеи и даже местный парламент, президентом которого он является, как вы знаете, утрачивают свое влияние. Вся власть находится у интенданта провинции и его подручных в полиции, в финансах и в армии. И этому вторжению безответственных ставленников короля мой дядя хотел бы противопоставить союз влиятельных людей провинции. А ваш муж собрал колоссальное состояние, но не делит прибыль ни с городом, ни с церковью.
— Но шевалье, мы делаем подношения.
— Этого недостаточно. Мой дядя желает союза.
«Для ученика Великого инквизитора ему не хватает гибкости, — подумала Анжелика, — если только это не хорошо выученная и разыгранная сцена».
— То есть, — заключила она, — монсеньор полагает, что все богатство провинции должно находиться в руках Церкви?
— Церковь должна играть ведущую роль…
— Несомненно, во главе с монсеньором! Знаете, а вы прекрасно справились с проповедью! Меня больше не удивляет, что церковное красноречие станет вашим призванием. Передайте мои комплименты вашему дяде.
— Непременно, прекрасная дама. Ваша улыбка очаровательна, но мне кажется, что вы недостаточно благосклонны ко мне. Не забывайте, Церковь все еще остается самой влиятельной силой, особенно у нас в Лангедоке.
— Я вижу, вы — истинный ученик Церкви, несмотря на ваши кружева и банты.
— Богатство — убедительное средство. Мой дядя удачно распорядился деньгами, когда сделал ставку на меня. Я буду стараться изо всех сил услужить ему.
Анжелика резко закрыла веер. Ее больше не удивляло, почему архиепископ оказал такое доверие своему дородному племяннику. Несмотря на явное несходство характеров, их амбиции были одинаковыми.
В библиотеке царил полумрак, поскольку окна были прикрыты ставнями. Когда они вошли, кто-то шевельнулся и склонился в глубоком поклоне.
— Скажите на милость, что же вы здесь делаете, мэтр Клеман? — спросил граф удивленно. — Никто не может войти сюда без моего разрешения, и я не помню, чтобы давал вам ключ!
— Пусть мессир граф простит меня, я сам занимался уборкой библиотеки, не желая препоручать заботу об этих ценных книгах какому-нибудь неотесанному слуге.
Клеман Тоннель поспешно собрал тряпку, щетку, лесенку и тихо удалился, еще несколько раз поклонившись.
— Определенно, — вздохнул монах, — я предполагал, что увижу здесь очень странные вещи… но женщина в лаборатории, слуга в библиотеке, прикасающийся своими грязными руками к магическим фолиантам, кладезям научных знаний!.. Действительно, ваша репутация не преувеличена. Давайте посмотрим, что есть в вашей библиотеке.
Он узнал богато украшенные книги мэтров алхимии: «Принцип сохранения тела, или мумия» Парацельса
[101]
, «Алхимию» Альберта Великого
[102]
, «Герметику» Германа Курингуса
[103]
, «Толкования 1572 года» Томаса Эраста
[104]
и, наконец, что принесло ему особое удовольствие, его собственное сочинение — «Превращение» Конана Беше.
