В этот момент пальцы Лонгфорда сомкнулись вокруг ее кисти, и Элинор застыла… замерла… ждала…
Напрасно. Ничего не произошло.
Она украдкой взглянула на его красивые черты, карие глаза и попыталась заставить сердце биться чаще. Но не было ничего, кроме тепла его руки и крепкой хватки.
— Потанцуем? — спросил он.
Элинор кивнула, и он повел ее в центр зала. Казалось, все взгляды сосредоточились на них, на этом Одиссее и его Пенелопе, а Элинор ничего не чувствовала.
Только желание чего-то иного, чего здесь не было. «Это придет, — сказала она себе, когда зазвучала музыка, и он поклонился ей. — Разве нет?»
— Мадам, у меня для вас сообщение, — произнес кто-то позади нее.
Элинор устало вздохнула. Только не очередной потенциальный поклонник, ищущий ее расположения.
Поскольку Лонгфорд танцевал с ней — дважды, — казалось, все мужчины в зале хотели знать, кто эта соблазнительная Пенелопа.
И если Лонгфорд нашел ее достойной…
Осушив бокал вина, Элинор поднялась из кресла и почувствовала головокружение.
Господи, сколько она выпила?
Слишком много, сообразила она, покачнувшись. Лонгфорд принес ей бокал, нет, два, потом посылал еще со слугами.
Сначала она сочла его просто заботливым, но теперь…
Почему он хотел, чтобы она опьянела, хотя обещал вернуться к ней после кадрили и упомянул о другом событии сегодняшнего вечера, которое может ей понравиться больше?
— Вы от его светлости? — спросила она. — Поскольку я не намерена уходить без… — Она посмотрела на стоявшего рядом мужчину, и слова застряли у нее в горле, когда ее взгляд уперся в его почти нагую грудь.
Никогда она не видела такого мужского совершенства, за исключением мраморов Элгина
[3]
.
— Вы хорошо себя чувствуете, миледи? — спросил богатый обертонами знакомый голос. — Вы слишком раскраснелись.
Сент-Мор! И эта грудь, эта невероятная скульптурная стена мускулов принадлежит ему.
— Вы дьявол, — хихикнула Элинор.
— Что? — Он скрестил на груди руки. — Боже мой, да вы пьяны!
Пьяна? Какая нелепость. И она скажет ему об этом, когда комната перестанет кружиться и этот полуодетый восточный слуга перестанет вертеться перед ней. Шелковый пояс и яркие голубые шаровары просто слепят.
«И он в твоем распоряжении», — мелькнула странная мысль. Элинор поднесла руку ко рту, но было уже поздно прятать рвущийся наружу смешок.
— Это он сделал? — спросил Сент-Мор, осматривая зал. — Он довел вас до такого состояния?
«Нет, вы», — едва не ответила она.
— Что сделал?
— Напоил вас! — негодовал Сент-Мор.
Это возмутило обычно уравновешенную Элинор.
— Леди никогда не напиваются. — Она пыталась подчеркнуть свое заявление, пригрозив пальцем, но ее рука безвольно шлепала в воздухе. — Я просто выпила чуть больше обычного.
Потянувшись, Сент-Мор понюхал ее бокал и покачал головой:
— Он вас опоил.
— Опоил? Не смешите. Он просто влюбился в меня. Я его Пенелопа. — Очередной нелепый смешок сорвался с ее губ. Сжав их, Элинор изо всех сил старалась не качаться. — С чего этому человеку опаивать меня?
Сент-Мор помрачнел:
— Позвольте показать вам.
Он схватил ее за руку, и Элинор вздрогнула, прежде чем жар его прикосновения проник сквозь ее перчатку.
Ее тело ожило.
«Это он. Он пришел обвинять тебя».
Сент-Мор повел ее к стене, потом нырнул в потайную дверь мимо слуги, не выказавшего ни малейшего удивления.
Все знали, что бал у Сетчфилда немного скандальный.
— Сент-Мор, куда вы меня ведете? — Она оглянулась. — Бал там.
— Да, я знаю.
— Вы не собираетесь пригласить меня на танец? Лонгфорд это сделал. Дважды. И он вернется после кадрили. Он сказал, что у него есть сюрприз.
— Могу себе представить. — Сент-Мор остановился, огляделся, затем повел ее направо.
— Что вы здесь делаете, Сент-Мор?
— Я пришел с докладом.
С докладом? Сейчас? У этого человека довольно странные представления о деле.
— Где вы взяли этот костюм? И приглашение? Вы не могли войти без него.
— У меня есть свои источники и ресурсы.
«Да, есть, — нашептывал внутренний голос, — У него есть больше, чем просто ресурсы».
От вина и его хватки Элинор чувствовала себя бездыханной и голодной одновременно. Доклад? Силы небесные, он ведет ее все глубже в лабиринты дома герцога Сетчфилда, подальше от гостей, и они останутся одни.
У нее не было сил протестовать. Да она и не хотела.
Она охотно следовала за ним.
Почему Лонгфорд не мог взволновать ее так, как влек Сент-Мор? Почему не мог искушать ее, как этот человек одним лишь взглядом?
Но чем дальше они уходили от толпы гостей, тем яснее становилось, что в любую минуту может разразиться скандал.
— Вы не могли бы отчитаться там? — Элинор оглянулась. Она надеялась, что он знает дорогу назад.
Они спустились с лестницы и вышли в сад. Льющийся из окон свет освещал дорожки, но большая часть сада была в тени.
Весьма уединенное и романтичное место.
«Я знаю место, где мы могли бы узнать друг друга лучше…»
Кто сказал это ей? Ее мысли так путались, что она не могла вспомнить, кто сделал это предложение.
Лонгфорд? Определенно нет. Не может быть, что это он. Или может?
— Что мы здесь делаем? — спросила она, дрожа в своем тоненьком платье.
— Не думаю, что вы хотите, чтобы мой доклад услышали досужие кумушки, выстроившиеся вдоль стен.
— Они вдовы, мои подруги по несчастью, — сказала она. — Это мой круг.
Он фыркнул:
— Кроме того, прохлада ночи прочистит вашу одурманенную голову.
Элинор покачнулась.
— Да будет вам известно, сэр, моя голова не одурманена… Одурманена… — Она сосредоточилась, как могла, и сумела выговорить: — Одурманена?! Да ни в малейшей степени!
— Возможно, теперь вы понимаете, почему следует вычеркнуть Лонгфорда из вашего списка? — фыркнул он.
— Почему? — спросила она. — Он красивый и обаятельный. Очень заботливый. Все время следил, чтобы мой бокал был полон…
