– Она бежала?
– Да. Скиталась по Периферии. Я искал ее, а она меня. Мы встретились на планете Варл.
– И что? – Айла в волнении прижала руки к груди.
– Ника погибла. Погибла из-за меня. Потому что снова поверила мне, пошла в бой, не бросила, не осталась в стороне…
– Глеб!.. – Айла порывисто шагнула к нему.
– Извини, – он мягко отстранил ее руку. – Мне очень тяжело. Я не смог смириться с ее гибелью. Я не знаю, правильно ли поступил, когда доставил тело Ники в систему Элио и попросил адмирала Вербицкого о помощи. Мнемотехники флота извлекли нейромодули и сконфигурировали их в новое ядро.
– Ты любишь ее? – похолодев, спросила Айла.
– Она – часть моей души, – тихо ответил Глеб. – Этого не объяснить. Не знаю, уместно ли здесь слово «любовь». Мы воевали вместе. Ощущали себя частью друг друга.
– Но сейчас ее разум спит? – Айла постепенно начала понимать суть происходящего.
– Да. И я не знаю, каковы шансы на восстановление личности…
– Тогда зачем ты привез ее сюда? – задала девушка закономерный вопрос. – Я не специалист по киберсистемам.
– Она похожа на тебя… Ника мечтала исследовать космос, открывать новые миры, она… живая.
Айла внезапно заметила дикую, невыносимую боль, затаившуюся в глубоко запавших глазах Глеба.
– Специалисты по киберсистемам сделали все что могли. Теперь ей нужно чье-то участие, помощь, понимаешь? Но только не моя… – Он поднял взгляд. – Помоги ей. Стань доброй подругой. Ее личность повреждена, но есть шанс, что Ника восстановится. Я уверен – вы поладите.
– А ты?
– У меня осталось важное, незаконченное дело, – во взгляде Глеба промелькнуло выражение лютой, нечеловеческой ненависти. – Вернусь, когда завершу его. – Он протянул Айле крошечный пульт управления с единственной сенсорной кнопкой.
– Нажмешь ее, когда мой корабль покинет систему. Не раньше. Обещай.
– Хорошо. Но почему ты не сделаешь этого сам? Не познакомишь нас?
– Она сейчас вряд ли вспомнит меня. На восстановление связей между нейромодулями необходимо время. – Глеб отвернулся. – Мне пора. Прощаться не будем.
– Глеб! – Айла в растерянности прижала к груди крохотный пульт.
Его уже не было в зале управления.
Через несколько минут глухой толчок возвестил, что корабль Дымова покинул вакуум-док «Эдема».
С тех пор он лишь изредка выходил на связь, но ни разу не прилетал на станцию.
…Айла вздохнула, отгоняя воспоминания. Рабочее настроение совершенно пропало.
– Ника, я на сегодня заканчиваю, – произнесла она, вставая из кресла. – Ты проследишь за терраформерами?
Ей ответила глухая тишина.
Этим вечером Айла долго не могла уснуть. Стыло в душе не до конца осознанное тревожное чувство, будто внутри натянулась тонкая струнка и вибрировала, исподволь воздействуя на психику.
«Хорошо Нике, – думала девушка. – Она не тоскует, ей не нужен сон, да и в распоряжении искусственного интеллекта целая вечность».
Айла встала с постели, налила себе воды, присела подле туалетного столика, поймав свое отражение в зеркале. Образ Глеба то возвращался, то исчезал, внося сумятицу, усиливая чувство тревоги.
Мысли путались, перескакивая с одного на другое. День выдался напряженным, но результативным, на планете появился еще один очаг терраформированных территорий, где машины воспроизвели уникальную, разработанную специально для планеты Дарвин микроэкосистему. От осознания сделанного Айла на миг почувствовала себя счастливой, как ребенок. Вскоре универсальные, апробированные на Дарвине элементы планетопреобразующих экосистем можно будет экспортировать на другие миры, где все еще стелется пепельная поземка, серыми пятнами расползаются радиоактивные пустоши.
Благодаря уникальным научным и биопроизводственным комплексам станции «Эдем» многие планеты получат второй шанс, постепенно обретут новые биосферы, жизнь на них воспрянет из пепла в буквальном смысле.
Единственное, что омрачало радость Айлы, были мысли о Глебе.
Почему я выбрала его? Влюбилась без надежды на взаимность. Он сейчас где-то далеко, и я для него, наверное, лишь эпизод прошлой жизни, взбалмошная девчонка, которую он однажды спас на далеком Роуге.
Айла любила Глеба, но он даже не пытался ответить ей взаимностью. Их встречи происходили нечасто, урывками, он постоянно куда-то спешил, был сумрачен, словно специально возводил вокруг себя стену отчужденности.
«Ладно, только не впадай в депрессию», – шепнул внутренний голос.
«А годы идут». – Она грустно посмотрела в глаза своему отражению.
* * *
Псевдожизнь.
Фантомные чувства, нереальные ощущения боли, мысли о вселенской несправедливости, терзающие разум.
Пытка.
Представьте, что ваше сознание лишили тела, заточили внутри огромной станции, сделав ядром ее системы.
Ника испытывала боль, но не могла даже вскрикнуть от нее. Что толку в звуке, исторгнутом из сотен скрытых динамиков бортовой аудиосистемы? Крик станции боевого терраформирования. Кто его поймет и услышит? Разве что Айла напугается до смерти.
Глеб. Зачем ты сделал со мной такое?
Теперь Ника понимала смысл древней человеческой поговорки о том, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Личный ад ее души.
Третье перерождение боевого искусственного интеллекта оказалось столь болезненным, что она, собирая осколки сознания, складывая одно воспоминание к другому, восстанавливая исходную архитектуру искусственной нейросети, испытывала всепоглощающее отчаяние.
Она снова шла, босая, по раскаленным углям воспоминаний, перед ней вновь открывались дороги войны: усеянные изуродованными остовами машин поля сражений; крики сгорающих заживо пилотов стыли в возрождающемся рассудке, ломая, деформируя его.
Этот долгий, отчаянный, сумеречный отрезок памяти, повествующий о трудном взрослении искусственного интеллекта тяжелой серв-машины класса «Фалангер», теперь казался Нике едва ли не самым простым и понятным периодом ее осознанного существования.
Шла война. Цели были ясны. Мир делился на черное и белое, врагов и союзников, лишь чтение глубинных, подсознательных слоев личности пилота – капитана Глеба Дымова – вносило смятение, заставляло переосмысливать будни войны, медленно взрослеть в периоды вынужденного одиночества во время редких затиший между боями.
Ритм ударов его сердца, глухой ток крови, всплески метаболических реакций, спровоцированные эмоциональным восприятием событий, глубины его разума, омуты чувств – все это было доступно «Одиночке», прочитано, а затем и прожито.
Боль то отступала, то вновь накатывала неодолимым желанием надрывного крика.
