Костюм, который она для него придумала, состоял из кашемировой водолазки табачного цвета, кожаных брюк чуть более темного золотого оттенка и длинного, до колен, пиджака в тон с широкими лацканами и пристегнутыми к плечам эполетами. Завершали наряд коричневые вечерние ботинки и — поскольку туго обтягивающие брюки не имели карманов — маленькая сумочка из кожи угря. Падающие до плеч волосы были гладко зачесаны назад и с помощью толстого золотого шнура завязаны в тугой «конской хвост». Макияж Токи отверг (хоть Бивако и молила: «Пожалуйста, Токи, хотя бы чуть-чуть загара на твои замечательные скулы!») и все равно с этой новой прической и в новой броской одежде был — хоть и чувствовал, что красив, — не совсем в своей тарелке.
— А не смахиваю ли я на латиноамериканского короля наркотиков? — спрашивал он с сомнением, медленно делая перед зеркалом пируэты, словно танцующая фигурка из заводной музыкальной шкатулки с подсевшими батарейками.
— Не беспокойся, — ответила Бивако. — Ты выглядишь темпераментным, уверенным в себе и абсолютно неотразимым. Но, кстати, о неотразимости: мне нужно приготовиться к свиданию. — И с этими словами она решительно вытолкнула брата за дверь.
Подойдя к диско, Токи увидел длинную вереницу против всех правил припаркованных вдоль поребрика лимузинов. Тротуары были запружены репортерами с огромными видеокамерами и микрофонами на выносных штативах, а в небе громко стрекотал вертолет Службы новостей. Это еще что за история? — подумал Токи и тут же увидел, что надпись на четвертой стене содержит не слово «АД» на немецком, шведском или испанском, а объявление «ВЕЧЕРИНКА ДЛЯ ПРИГЛАШЕННЫХ. ВСЕ ПОДРОБНОСТИ В ЗАВТРАШНЕЙ ПРЕССЕ». Взяв такси, Токи поехал обратно в Аояма и всю дорогу, не переставая, раздраженно бормотал себе под нос. К счастью, таксист, захваченный бейсбольным поединком между командами «Тигры Хансина» и «Гиганты Ёмиури», не обращал на это внимания. Когда Токи вошел вернуть сестре костюм, Бивако с деланной веселостью сообщила, что свидание накрылось, но, когда Токи стал сочувственно расспрашивать, остановила его, сказав, что не хочет развивать тему, и перешла на другое. «Какое все же несчастье, что они оказались закрыты как раз сегодня! Ты ведь был просто великолепен. Но ничего: приходи завтра после работы, и я опять сделаю все, что надо».
— Спасибо, но давай отложим на неделю. Мне нужно отоспаться, — объяснил ей Токи, а про себя подумал: «И еще заново собраться с силами». Бивако заварила черный чай, и они пили его с восхитительным тортом с клубникой и взбитыми сливками, который Токи в знак признательности купил в соседней кондитерской. Затем, переодевшись в свое платье, он, экономя деньги, двинулся пешком домой.
Проходя мимо темного, отбрасывающего таинственные тени храма, в котором куплен был бессильный принести желаемое амулет, он услышал какой-то визг, а потом злобный человеческий голос.
— А ну вылазь, чертова тварь! — ругался явно хорошо набравшийся мужчина.
В ответ собака громко зарычала.
— Ах вот ты как, сукина дочь! — еще агрессивнее огрызнулся мужчина.
Поднявшись до первой площадки ведущей к храму лестницы, Токи осторожно подкрался и заглянул за буйно разросшиеся кусты. В слабо мерцающем свете уличного фонаря он увидел мужчину в белом костюме, который, стоя на четвереньках, тыкал палкой в собаку, явно пытавшуюся спрятаться за каменной скамьей. С раннего детства Токи учили никогда не соваться в чужие дела, но он заметил, что палка была с заостренным концом, и осознал всю жестокость того, что вот-вот случится.
— Простите, — сказал он и вышел из-за куста, — не помочь ли вам?
Человек в белом костюме с трудом поднялся на ноги и повернулся к Токи.
— А ты кто, черт тебя возьми? — проговорил он, и лицо его побагровело не то от приливающей к нему желчи, не то от подступающей икоты.
Токи увидел зеркальные черные очки, грязноватый костюм из синтетики, надетый поверх нейлоновой черной рубашки, отсутствующие фаланги пальцев и вдруг осознал, что нарушил еще одну с детства внушенную заповедь: «Никогда и ни при каких условиях не заговаривать с якудза, в особенности если он пьян или чем-то взбешен».
— Простите, — пробормотал он, — мне показалось, что вам нужно помочь разобраться с вашей собакой.
— Это мерзкое существо — совсем не моя собака, но она стырила мою коробку с завтраком. Я поставил коробку вот здесь, на скамейку, а сам прилег на минуточку отдохнуть. И теперь я убью ее, поганую воровку.
— Погодите, — ответил Токи. — Это не слишком-то удачная идея. Ведь вы не хотите забрызгать кровью свой элегантный костюм.
Якудза покосился на фигурные лацканы своего пиджака.
— Пожалуй, нет, — согласился он.
— Тогда пошли, и я куплю вам новую коробку с завтраком. Или предпочитаете съесть жаренного на гриле цыпленка? — При этом вопросе якудза облизнулся, и Токи с ужасом и восхищением заметил у него на языке татуировку змеи.
Часом позже, после восьми бутылок пива и бесчисленного количества якитори в сладком соусе, Токи имел уже верного до гробовой доски друга из Токийского отделения «Центр-Юг», одной из самых знаменитых японских организаций якудза. Посадив своего, так и оставшегося анонимным, нового друга в такси и помахав ему на прощание, Токи вернулся к храму. «Эй, псинка, поди сюда», — позвал он и, вытащив из кармана завернутые в салфетку остатки цыпленка, разложил их под кустом, а сам уселся, ожидая, на скамейку.
Две-три минуты спустя длинная узкая коричневатая морда осторожно выглянула из-за куста, понюхала якитори и, ухватив всю салфетку, утащила ее в свое логово. С невольной улыбкой послушав звуки восторженно-торопливого чавканья, Токи встал со скамейки: завтра он непременно вернется сюда — принесет ей воды и еще чего-нибудь из съестного.
Он пробыл дома всего минут десять — успел лишь переодеться в юката и собрать все необходимое для похода в баню, — как вдруг услышал, что кто-то слабо царапается в дверь. Осторожно открыв ее, он с удивлением увидел собаку из храма. «Входи», — сказал он, и собака, слегка хромая, вошла в прихожую. Забыв про баню, Токи провел с ней ближайшие два часа: промыл ей порез на лапе, расчесал мягкую, янтарного цвета шерсть, покормил тем, что имелось в крошечном холодильнике.
Слишком большая, чтобы усесться Токи на руки, собака поставила лапы ему на колени и смотрела на него прозрачными коричневыми глазами, выразительными, как человечьи. Нос у нее был длинный, изящный, большие уши стояли торчком, а хвост был ну поразительно пышен.
— Ты смахиваешь на лису, — сказал Токи. — Говорю это, разумеется, как комплимент. — И в этот миг, он готов был поклясться, уголки ее рта дрогнули и поползли вверх. — Думаю, тебя нужно наречь Инари, ведь я нашел тебя в храме Инари, а лисы — посланницы божества, которому в нем поклоняются. — Собака издала звук, похожий на знак согласия, и завиляла пушистым хвостом. — Рад, что ты одобряешь мое намерение, — рассмеялся Токи.
Он приготовил псине место в углу комнаты, но, проснувшись в четыре утра по будильнику, обнаружил, что она заползла к нему под одеяло и спит, свернувшись буквой «V» и прижимаясь к его согнутым коленям, положив передние лапы ему на плечи. Как кошка, сонно подумал Токи. Или жена. Выставив блюдца с чистой водой и едой, он, чтобы сберечь собаку, запер все двери и окна и оставил ее (да, именно ее: промывая раны на лапе, Токи с легким смущением установил пол животного) спящей, надеясь, что, может, она проспит и весь день. Ему было тревожно оставлять ее без надзора, но необходимость выполнить заказ на пять золотых рыбок с краплеными черным серебристыми хвостами для нового ресторана, открывшегося в Огикубо, лишала возможности взять выходной.
