«Все было в моей жизни, но я всегда удачно выбирался из всех ситуаций. А что, если проверить себя и в этот раз?» — дерзко спрашивал себя Никита.
Ему давно казалось, что хранит его от всех напастей и невзгод кольцо родовое. Еще покойная матушка его говорила, что силой оно обладает и хранит хозяина своего.
«Если дано мне умереть здесь от проказы проклятой, значит, так тому и быть! Но я уверен, что не случится этого. И не зря ведь я луч малахитовый видел, он большую радость мне пророчит!» И Никита объявил своим солдатам, что хочет переговорить с отверженными. Капитан смотрел на него выпученными от ужаса глазами. Ему совсем не хотелось доставить императорского посланника к месту умирающим. Но, видя серьезную решимость Никиты, он отступил.
Внезапно из этой толпы отделилась одна фигура и направилась прямо к Никите. Он с интересом наблюдал за шатающейся походкой больного, узрев в его приближении тот шанс, о котором только недавно подумал.
«Наверное, подаяние просить идет», — решил Преонский. Потом он обнаружил, что это женщина, хотя догадаться и впрямь было трудно.
«Ну и исказила же тебя судьба», — подумал с брезгливостью Никита. Женщина подошла и встала в нескольких саженях от него и, сняв грязное покрывало, обнажило лицо свое.
— Боже! — вырвалось у него. Лицо еще довольно молодой женщины было испещрено рубцами и струпьями, настолько ужасными, что Никита от страха побледнел.
— Не узнаешь меня? — спросила женщина, глотая слезы.
«Ну уж нет, только не тебя!» — думал Никита, глядя на нее, но упрямое сознание отказывалось воспринимать ее как незнакомку. Память подсказывала ему, что он знает эту женщину. Прокаженная заметила, как молодой, статный воин нахмурился в тщетной попытке вспомнить ее.
— И не пытайся, — сказала она и подошла ближе, — ты не узнаешь меня теперь, раньше я была другой! Но по твоей вине моя судьба сложилась так, что я оказалась в этой толпе прокаженных и совершаю с ними этот бессмысленный поход по земле! Да, я жива, но живу, чтобы отплатить тебе!
— Ты верно спятила, родная! — Никиту ее речь утомляла и раздражала.
— Нет, я испорчена лицом и телом, но не душой и головою. Моя память навсегда сохранила твой образ! — она уже стояла лицом к лицу с Никитой, и ее жаркое дыхание обдавало лицо Никиты неприятным теплом. Он хотел отстраниться, но женщина крепко вцепилась ему в руку.
— Все это время я молила Бога, чтобы он свел меня с тобою! После моих прикосновений ты еще не скоро увидишь себя таким же уродливым, как я! Но будь уверен, тебя непременно настигнет та же участь, что и меня! Ты хотел, видно, отличиться перед своими друзьями своей смелостью и благородством, что ж, тебе это удалось! Но знай, ты их удивишь и другим! Они перестанут с тобой говорить, общаться и даже избегать твоего беглого взгляда! Вот тогда ты поймешь, каково быть прокаженным!
Она лихорадочно терла свои руки в струпьях о красивые и белые пальцы Никиты. Но, к своему удивлению, он не ощущал ни страха, ни брезгливости. Только два противоречивых чувства боролись в его душе — жалость и ненависть к этому существу.
«Та самая девка, с которой мы развлеклись всей толпой тогда в том городке… Как же он назывался? Кажется, Шеллефтео», — пронеслось в голове Никиты. Он еще раз повнимательнее вгляделся в лицо прокаженной, все еще не в силах окончательно поверить своей догадке. «Боже, что с ней сделала болезнь!» — ужаснулся Преонский.
Теперь он вспомнил эту несчастную и попытался отнять свои руки, но она мертвой хваткой держалась за него. Тогда он влепил ей такую затрещину, что у него заболела рука.
— Сатана! — прохрипела женщина, лежа на траве. — Бог покарает тебя за моего сына, оставшегося сиротой! Попомни мои слова! — она на четвереньках отползла от него, а потом бегом бросилась к своим спутникам.
Женщина рассказала главе сообщества прокаженных — монаху Яну, что в их полку скоро прибудет. «Великий грех совершила ты, Наталья, — укорил ее монах. — Я прочту молитву, да простит Господь твое прегрешение».
Она только смеялась ему в ответ, а потом с облегчением вздохнула.
«Сыночек мой! Родный! Где бы ты ни был! Я покарала обидчика твоего!» — по щекам ее лились слезы радости.
Никита спустился к ближайшему ручью и, отыскав во множестве трав нужную, принялся растирать ею руку. По словам Шамхана он знал, что проказа ничем не вылечивается, но он хотел смыть с себя горячий след прикосновений женщины. Он забыл ее имя, но тот день, когда встретилась она ему в парке и он привел ее в трактир для потехи себе и своим друзьям, Никита помнил отчетливо.
Сашка нашел его и стоял, внимательно вглядываясь в лицо друга.
— Ну и? — спросил его Никита, сидя у ручья.
— Охрана… они это… отказались ехать с нами и повернули назад, — запинаясь, проговорил Сашка. Никита знал, насколько шведы боязливо относились к прокаженным, и выходка Никиты отбила у них всякое желание и дальше сопровождать их.
Капитан рассказал Сашке, что Эрншельдсвик в нескольких часах отсюда и они могут благополучно добраться сами.
— Тем лучше! — бросил Никита и прошел мимо Сашки. — Тебя я тоже не удерживаю, можешь брать карету и катиться! — обернувшись, добавил Никита. Сашку это обидело и он, подскочив к нему, страстно заговорил:
— Неужели ты можешь обо мне такое думать? Мы с тобой где только не были! Я никогда не оставлю тебя, и не надейся!
Он схватил его за руку и до боли ее сжал, глядя на Никиту своими чистыми и ясными глазами.
Никита сдался.
— Может, хватит? — с улыбкой спросил он. — Сегодня почему-то все стараются оторвать мою руку, — сказал он.
Сашка отпустил его, и они пошли к карете. В спешке охранники оставили еду и вино. Друзья подкрепились и двинулись в путь.
Глубокая ночь встретила их уже на подъезде к городу. Они решили переночевать в первом дворе, который не откажется взять усталых путников на ночь за весьма хорошую плату.
Такой двор нашелся. И друзья, не раздеваясь и даже не поев, повалились спать, чтобы завтра утром отправиться в маленькую деревеньку на окраине Эрншельдсвика.
* * *
Во сне Никита увидел мост. По нему невозможно было идти. Сильно сгущавшийся туман плотным облаком закрывал путь.
«Однако мост всегда прямой, пойду прямо, авось выйду куда-нибудь», — думал Никита.
Но мост оказался петляющей лентой. На мосту были огромные дыры, в которые можно было провалиться. Поручни были увиты змеями и скорпионами. Держаться не за что, идти неизвестно куда. И тут навстречу идет мальчик и протягивает ему руку.
«Это мое спасение», — решил Никита. Он хотел взять ребенка за руку, чтобы тот служил ему проводником, но неожиданно из гущи тумана мальчика хватают чьи-то руки и уносят высоко-высоко. Страшный смех раздается со всех сторон. Смех, мычание, завывание ветра, уханье совы и утренний крик петуха — все смешалась в бесовской шумихе. Страха не было — только огромное и нестерпимое желание заглушить эти омерзительные звуки. Вот они-то и разбудили Никиту.
