Всеслав заснул, едва голова коснулась пуховых подушек. В полусне слышал он слова старой няньки: снова тихо плакала, называла его соколиком и сироткой. Но эти жалостные слова уже не вызывали досады – они ласкали, убаюкивали. И уже там, за гранью сна, подумалось Всеславу, что не будут его обижать в этом доме.
Несколько дней дал Тихон племяннику, чтобы тот пообвыкся в незнакомом месте, сдружился покрепче с братом и перестал робеть. За эти дни Всеслав успел уже узнать от Михайлы, что тот ходит учиться в школу при Печерском монастыре и его, Всеслава, тоже туда отведут.
– Там монахи ух какие строгие! – пугал его братец, прыгая на одной ножке по половицам. – Ежели не затвердишь буквицу – сразу за розги хватаются.
– Порют? – спрашивал Всеслав, холодея нутром.
– Еще как! Школа это тебе не у няньки за печкой сидеть! Как вгонят тебе ума в задние ворота!
– А если я буду все затверживать? – пугался Всеслав.
– Все равно, – делая круглые глаза, шептал Михайла, – Ка-а-ак вгонят!
Всеслав порядком перетрухнул, но вида не показал. Да и зачем перед дядюшкой позориться? Не для того его в Киев привезли, нахлебником взяли, чтоб он хлеб даром ел да на печи полеживал. Если надо учиться, значит – надо.
Против ожиданий, монахи приняли его ласково. Наставник, молодой инок с небольшой бородкой, с черными, влажными очами, взял его за подбородок, заглянул в лицо.
– Племянник воеводы Тихона? – молвил. – Ну, учись, отрок, Господь с тобою. Не давай лени забраться в душу твою и пребудешь в благополучии.
Всеславу дали дощечку, покрытую воском, и тонкую, остро заточенную палочку – пиши, заучивай, потом стирай. Про такой предмет Михайла ему говорил и показывал даже, так что Всеславу это было не в новинку. Братец показал ему и многие буквы, но Всеслав приметил, что сам-то Михайла не слишком к учению прилежен. То-то он и о розгах часто поминал!
Самому же Всеславу наука показалась в радость. Поначалу было трудно – буквы и цифири никак не застревали в голове, а коли застревали – не складывались в слоги, не подводились под смекальной линией... Но монахи, видя старание отрока, не понуждали его, не наказывали. Суровы были только к ленивым и дерзким. Таким, действительно, «вкладывали ум в задние ворота» и наставник, отец Илларион, качая головой, сам сокрушался над наказанным и чуть не плакал.
Но когда заучились все буквы – учение стало интересным и даже захватывающим. Наказаний Всеслав больше не боялся, знал справедливость наставников, оттого делал все уверенней и не раз заслужил похвалу. Только раз как-то проштрафился, да и то ухитрился выйти сухим из воды. Случилось это так.
Всеслав в тот день кончил урок раньше своих товарищей – написал по памяти несколько слов, которые для писания трудны были. Сидел тихонько, водил палочкой по свободному месту на дощечке, думал о своем. Через некоторое время взглянул на дощечку – а на ней из беспорядочных линий вроде лик чей-то показался. Присмотрелся ближе, приделал ему глаза, губы, плат до самых бровей... И замер сам, пораженный – с липовой дощечки смотрело на него женское лицо и вроде бы – матушкино. Усмехнулся сам своей забаве, начал марать рядом еще лицо – сестру, которой и не помнил уж почти, но все равно скучал. Нюта держится за матушкино платье, а рядом дворовый лохматый пес Бушуй прыгает – играть ему охота...
Всеслав так увлекся, что не заметил, как под линиями его малеванья исчезли написанные слова. Трудился, высунув кончик языка так усердно, что не приметил, как со спины подошел отец Илларион. В то время мальчик как раз любовался только что нарисованным псом – как живой вышел, и даже глаза, кажется, блестят на заросшей морде!
Почуяв на себе чей-то внимательный взгляд, Всеслав вздрогнул и обернулся. Завидев отца Иллариона, покраснел, потом побледнел, уронил доску и не знал, куда деть глаза от стыда. Но отец Илларион на него и не смотрел, а смотрел на оброненную липовую дощечку. Медленно поднял ее.
– Это что же – ты сделал? – спросил у мальчика. И голос у него был какой-то странный.
«Ну, будут драть!» – решил про себя Всеслав.
– Я... Простите, Христа ради, – робко начал он.
Отец Илларион глянул на него, словно первый раз сейчас увидел. Протянул руку, словно за ухо хотел ухватить, но вместо этого погладил по голове, а дощечку взял и вышел с ней.
Всеслав замер в ожидании. Со всех сторон уже толкали локтями товарищи, выспрашивали: «Что, ну что?». Всеслав молчал, словно онемел. Через некоторое время отец Илларион вернулся и так же молча положил перед Всеславом чистую дощечку. Всеслав подивился, когда заметил – дощечка-то другая, не его! У той уголок был отломан, а эта целехонькая, новенькая совсем!
Некоторое время еще ломал голову над тем приключением – то наказания ждал, то просто тревожился. А потом и забыл вовсе до поры, до времени.
ГЛАВА 3
Тихон не раз возблагодарил в мыслях тот час, когда пришла к нему задумка взять племянника к себе на хлеба. Мальчонка оказался веселым и приветливым, успел расположить к себе всех окружающих и подружиться с Михайлой. А тому ох как нужен был добрый товарищ! Что поделать – избаловал воевода сына. Отрок без матери рос, все его жалели и голубили. Самому Тихону часто недосуг было, и он чувствовал себя виноватым, что много времени сыну уделить не может. Оттого заваливал Михайлу подарками – покупал и привозил все, что его душенька ни пожелает. Вот мальчонка и избаловался слегка. Ну, а с таким товарищем исправится. И сейчас уж стал примечать воевода – там, где в иное время Михайла рев бы устроил, капризами всех донял – он брата стесняется, не хочет перед ним позориться.
Да и дела Тихона, как принял к себе племянника, пошли в гору. Поля тучнели, давали добрые урожаи. Смерды от сытой жизни стали ревностней служить господину. Закрома полнились хлебами, солониной, вареньями, медом, разными другими припасами... Никогда особо пусто не было в хозяйстве, но тут такое изобилие пришло, что лучше и не надо!
Да и князь Святослав с воеводой ласковей стал. Не так давно занял он престол киевский, изгнав князя Романа Смоленского. Князя-то изгнал, а вот воеводу, что был при нем, оставил – смог оценить мудрость и опытность его. А началась между ними распря, когда Тихон, выпив сверх меры пенного пива, сказал на пиру: «И что, дескать, князья делят, попусту кровь льют!» Князь Святослав понял это тогда как на себя намек и разобиделся. Милости своей не лишил – дорожил воеводой. Но отдалился, не говорил с ним по душам, не шутил, не расспрашивал о семейных делах. А теперь все пошло по-прежнему. Не так давно спросил после делового разговора:
– Слышал я, у тебя в семье пополнение?
Тихон поначалу не понял, потом рассмеялся:
– Племянничка я к себе взял, сына брата моего покойного.
Мишаньке моему товарищ будет. Славный отрок.
– А я-то думал, прижитой какой, – подмигнул Святослав и, видя смущение воеводы, хлопнул его по плечу. – Да шучу я. Все знают, что ты у нас скромник-постник. В школу-то отдал мальчишку?
