Ярость плохой подсказчик в бою, но здесь она сослужила Роману добрую службу – меч пришелся плашмя и лишь оглушил злодея на некоторое время, не причинив ему особого вреда. Зато теперь Роман получил возможность как следует рассмотреть человека, погубившего Федора. Еще большая ярость вскипела в груди отрока, когда в упавшем навзничь человеке он узнал бывшего тысяцкого Сергия.
И еще кое-что не укрылось от глаз Романа. Неподалеку от Сергия лежал на утоптанном, политом кровью снегу заветный Федоров перстень.
«Вот зачем просил он Федора подать руку! – осенило Романа, – не токмо ради погибели Федора спихнул он его в прорубь, а более всего для того, чтобы заполучить заговоренный перстень!»
Роман наклонился и поднял с земли незатейливую вещицу. Внутри темного камня заполыхал кроваво-красный огонек. Тяжко вздохнув, надел Роман перстень на палец. «Вот и исполнил я предсмертное повеление отца!» – пронеслось в его голове. «Да только какой ценой достался мне этот проклятый перстень!» Горячие слезы заструились по лицу Романа, горькие рыдания вырвались из его груди.
Как только оказался перстень на Романовой руке, средь бела дня громыхнул на небесах гром, а огонь в камне заплясал так ярко, что, казалось, вот-вот вырвется наружу сквозь тонкую преграду. У Романа потемнело в глазах, и ноги его подогнулись. Он тяжело осел на снег, не ведая, что стряслось с ним. Продолжалось это, однако, недолго, и вскоре Роман уже почувствовал, что темнота и тяжесть, навалившиеся на него со всех сторон и грозящие задушить, отступили.
Как сквозь дрему, услышал он победный клич, повисший над замерзшим озером – то кричали победу над ливонцами храбрые русские воины. Бросив взгляд на лежащего ничком Сергия, Роман поспешил на этот клич, рассудив, что тысяцкий никуда не денется, и нужно сейчас же рассказать князю Александру о том, что произошло, и позвать людей, дабы повязать Сергия.
– На тебе лица нет, Роман! Никак беда какая? – воскликнул Феофан, увидев со всех ног бегущего к гридням отрока.
– Беда, беда, – вновь начал рыдать Роман.
– Слезы-то утри! Каким бы ни было несчастье, мужчине плакать не должно! – раздался сзади голос князя Александра. – Сказывай, что приключилось?
– Федор... Федор погиб! – стараясь справиться с вновь подступающими к горлу рыданиями, выдавил Роман.
– Как погиб? Я ж совсем недавно видел его живым и здоровым? – воскликнул князь. – Перепутал ты чего-то, отрок.
– Нет! Я видел! Я все своими глазами видел! Не успел я к нему на подмогу! Чуть-чуть опоздал! Он с рыцарем дрался, а потом...
– Как же так случилось? – недоверчиво переспросил князь. – Он же воин бывалый – супротив пятерых выстоит! Не может такого быть, чтобы его какой-то один паршивый рыцарь одолел!
– Он и не одолел! Он под лед провалился и Федора за собой потянул!
– Правду говорит отрок, – вмешался в разговор Феофан. – Видел я, как все приключилось, да только не знал, что это Федор! – Лицо Феофана исказилось мукою, ведь Федор, после того как спас его из татарского плена, стал ему ближе родного брата.
Мертвая тишина повисла над озером. Притихли княжьи гридни – как ни радостна была победа, но гибель Федора легла камнем на сердце каждого. Любили веселого княжьего человека все воины, и смерть его была действительно утратою горькою.
– Я еще не все сказал! – разрушил тишину Роман. – Успел бы я к Федору, и с Божьей помощью спасся бы он, да там у полыньи лежит человек, что помог ему принять страшную смерть!
– О чем ты, отрок? – удивился Феофан. – Какой еще человек?
– Бывший тысяцкий Сергий. Он к полынье наперед меня подоспел и руку Федору протянул. А когда схватился тот за руку, отпустил ее.
– Говорил я, что повесить нужно было собаку! – вскричал Феофан и направил коня в сторону полыньи. За ним бегом кинулся еще один человек, в коем Роман узнал сотника Кирьяна.
– Не тронь гадину! – орал сотник. – Мой он! Мой! Сам я его прикончу!
Однако возле полыньи ждало их разочарованье – бывшего тысяцкого Сергия и след простыл. Лишь спокойно колыхалась вода в полынье, да мерцал в неярком солнечном свете позабытый меч ливонского рыцаря.
Как потом напишут летописцы, битва на Чудском озере завершилась славной победой русского воинства под предводительством Александра Ярославича Невского. После жестокой рукопашной сечи русские смяли и поразили наголову неприятеля, а затем гнали ливонских рыцарей и чудь по льду Чудского озера на расстоянии семи верст.
Было взято в плен около пятидесяти рыцарей. Они пешими шли за конем, на котором гордо восседал князь Александр, когда он с победными полками торжественно вступил во Псков. Торжественно встретили его горожане – с крестами и хоругвями.
После Ледового побоища ливонские немцы прислали в Новгород посла с просьбою о мире. Сей договор был заключен после того, как немцы отказались от Водской и Псковской области и возвратили пленных и заложников.
Своею победою Александр Невский остановил движение Ливонского и Тевтонского ордена на восточную сторону Чудского озера и закрепил границы земли Русской.
ГЛАВА 12
Смерть Федора Роман переживал очень долго. Первые несколько дней он просто лежал ничком в своей каморке, не желая ни с кем разговаривать, никого видеть. Он не ел и не пил, лишь время от времени погружался в тяжелый сон. Но и тогда душа его не находила покоя – во сне он то кричал громко и страшно, пугая проходящих мимо каморки служанок, то плакал навзрыд, то звал кого-то на помощь. Начали опасаться, что Романа одолеет мозговая горячка, и приставили к нему лекаря да служанку-сиделку.
А Роман, медленно кружась, летел в огненную пропасть бреда. Из багрового мрака протягивались к нему костлявые руки, рвали тело на части, больно сжимали виски и грудь. Но летел Роман не один – рядом с ним летело существо, похожее на большую летучую мышь. Его Роман боялся более, чем пылающей бездны и чудовищных рук, но существо было добрым, оно помогало Роману, оно отбивало его у жадных рук, а потом бережно ухватило за шиворот когтистыми лапами и повлекло вверх, где сияло синее, чистое небо и светило солнце...
Через несколько дней Роман вышел из своего убежища, и всем стало ясно, что опасность миновала. Роман был бледен, под глазами обозначились черные круги, его шатало из стороны в сторону, и вообще он напоминал восставшего из могилы мертвеца.
Феофан, также немало скорбевший по Федору, старался уделять отроку побольше внимания, но тот сделался мрачен, угрюм и неласков. Лишь нечастые встречи с невестой еще радовали его. О редких этих свиданиях, глядя на духовную немочь своего отрока, договорился с купцом Онцифером Михайловым сам князь Александр.
Девушка все еще робела, но уяснив для себя, что будущий муж ничуть не страшен и годами лишь немного старше ее самой, потеплела и стала с Романом милою и разговорчивой. В ней нашел Роман покой. С ней он забывал о своей утрате и не так мучился от сознания того, что лишь краткий миг отделял его от спасения Федора.
