Про все забыл казак в колдовских объятьях, не мог оторваться от своей черноокой любимой, тонул в ее бездонных глазах, упивался ласками ее гибкого белого тела, и все не мог насытиться...
Кабы не честные приказчики, так разорился бы Ефим в пух и прах в ту весну. Все дела он забросил, дневал и ночевал у бесценной своей Любавушки. Лишь когда она его гнала от себя прочь, тогда забредал он на свое подворье, ходил там, как в тумане, улыбался бессмысленно, всем своим видом походя на блаженного. Даже о любимом сыночке Прошеньке не вспоминал казак. Только об одном не дала ему забыть жадная девица: заказал он московскому купцу заезжему привести для своей невесты дорогой жемчужный убор, да серебряной парчи для подвенечного наряда.
Вскорости, как доставлены были дорогие обновы, так приступила Любава к Ефиму, торопя с венчанием. Тот ради нее на все согласен был, и в ближайшее воскресенье после Пасхи стал казак вновь женатым человеком.
Царицей вступила новая хозяйка на купеческое подворье, властными очами подмечая все, что не по нраву ей пришлось. Когда кланялись ей работники и холопы дворовые, заметила она одну девку с не по чину дерзкой улыбкой. Положила себе Любава глаз не спускать с нахалки, сразу невзлюбив ее.
Ефим счастлив был безмерно, пела его душа, когда выходил гордый казак из церкви рука об руку с первой царицынской красавицей, что стала его законной женой. Снова думал казак, что простил Господь его прегрешения, что рядом с желанной Любавой и с милым сыночком станет жизнь его счастливой и безмятежной. Надеялся Ефим, что подарит ему жена еще деток.
ГЛАВА 23
Все лето благодатно текла жизнь в семействе Парфеновых. Подрастая, бегал по двору Прошенька, радовал батьку. Молодая жена Любава ластилась к мужу, наряжалась для него всяко и прихорашивалась. Не замечал Ефим в счастливом ослеплении, что прибирает супруга исподволь к своим рукам все немалое хозяйство. Не видел, что дворовые к хозяйке идут за указаниями, а не к хозяину, не знал, что давно уж изучила Любава все амбарные книги купецкие и старые и новые, а приказчики токмо с ней и советуются. Умна, ох умна была молодка! Все признали, что смекалиста новая хозяйка, крепка умом, а в хитрости так и покойную Степаниду Яковлевну перещеголяла.
К осени потекло золото в сундуки новой купчихи. Любава Парфенова мужа ловко вокруг пальца обвела, льстивым язычком да белым телом отвела глаза-то супругу благоверному. Жил он, ничего не ведая, на красавицу жену радуясь, будто опоили его чем.
И дальше бы так продолжалось, да вот сын Ефима, Прокл, словно кость был в горле у Любавы. Знала она, что он-то и будет наследником законным, видела, что души в нем Ефим не чает. За это невзлюбила она мальчонку так, что со свету была готова сжить. Не в радость было гордячке, что не одна она в сердце мужа хозяйка.
Не сказать, конечно, чтоб любила она Ефима, не было этого вовсе! Но делить его ни с кем не хотела. Так и случилось, что увидал казак, как жена его бьет малого Прошеньку за провинность пустяшную, а мальчонка вырывается и горько плачет. Не бывал еще ни разу бит всеобщий любимец и баловень Прошенька, оттого недоумевал он, почто бранится и дерется добрая тетенька.
Завидев отца, малец извернулся и, вырвавшись из рук мучительницы, с ревом кинулся к родителю искать защиты от такой страшной напасти. Ефим приголубил и утешил сына. Через несколько минут Прошенька уже умчался, весело смеясь, А казак обратился к супруге:
– Ты почто, Любавушка, мальчонку прибила? Али не обещалась ты быть ему заместо матери?
Жена высокомерно вздернула брови:
– Обещалась. Да и кто дитя уму-разуму научит, когда отец родной ему во всех проказах потачку дает? Ежели ему сейчас укорот не сделать, то потом уже поздно будет! Он в моей шкатулке рыться удумал!
– Так что это за провинность – шалость невинного дитяти и все! Здесь ведь все ему принадлежать будет! А ты прибила его, точно вора!
Этого Любава уже стерпеть не могла:
– Ах, его все будет! Так тебе твой пащенок меня дороже! Эка невидаль – дитенка я отшлепала, а ты уж готов все у меня отобрать!
И разгневанная женщина гордо ушла, хлопнув дверью и запершись в опочивальне. Она до ночи не появлялась оттуда, и мужу своему двери не отворила, лишь крикнула, чтобы шел он почивать в иное место. Ефим до утра пролежал без сна на лавке в горнице. Он понимал, что не права Любава, жалел сына, но не мог с собой ничего поделать: дольше века показалась ему ночь без супруги.
Поутру встретил он вышедшую к трапезе жену заискивающей улыбкой. Любава лишь фыркнула презрительно. И так и эдак пытался подольститься к ней Ефим, да только оставалась она холодна и неприступна. Наконец, не выдержав такой муки, принес казак к вечеру для своей супруги кольцо новое и просил простить свою вчерашнюю горячность.
Любава примерила подарок, полюбовалась колечком на руке и сменила гнев на милость. Несколько дней казалось Ефиму, что все вернулось на круги своя, и стал забывать он о странном поступке жены. Но как-то застал он своего сына плачущим, стал утешать его всяко и расспрашивать, из-за чего он слезы льет. Мальчонка запирался поначалу, а потом все же признался, что тетенька, как называл он Любаву, опять его прибила, но сказывать об этом никому не велела, грозясь наказать еще пуще.
Успокоил Ефим сына и отправился искать супругу, а когда увидал ее за счетною книгой, где быстро-быстро что-то она писала, то так удивился безмерно, что на время забыл, зачем искал ее.
– Что ты делаешь, Любавушка? – удивленно спросил Ефим.
Она подняла голову и гордо сказала:
– Добро наше преумножаю. Ты ведь чуть нас по миру не пустил своим неумением. А я вот вполовину богатство увеличила.
– Так ты разве в этом деле разумеешь?
– Я что ж, глупа совсем, по-твоему? – обидевшись, спросила Любава.
– Что ты, милая, Господь с тобой! – воскликнул Ефим, не желая обидеть жену. – А почто ты мне об этом не сказалась?
– А на что тебе знать? Дело делается – и ладно. Мне приказчики-то сказывали, что ты к делу-то и не совался, всем покойная жена твоя заправляла. Вот я разумею, что пусть и дальше так же будет. Старую хозяйку новая сменила, вовсе не худшая.
Ефим почувствовал, что гнев разгорается у него в душе:
– А что еще ты от меня утаила, окромя того, что все дела купецкие под себя подгребла да сына моего обижать затеялась?! – закричал казак, не сдержавшись.
Любава встала из-за стола и подошла к мужу с нехорошим блеском в очах:
– Ты на меня кричать посмел? – тихим-тихим голосом спросила она. – Так знай же, что не притронешься более ко мне, пока на коленях не приползешь прощение вымаливать.
Вскипевший Ефим поднял руку, чтобы ударить жену, но вдруг понял, что не может пошевелиться, словно льдом его сковало. Не зря ведь ходили байки про Любавину ведьмовскую силу. А красавица усмехнулась, глядя на замершего с занесенной рукой мужа, и вышла.
