— Я найду дорогу везде, куда бы вы меня ни послали, — ответил мальчик.
— Пойдешь по Широкой улице мимо Фонтана Путников. С правой стороны от тебя будет кабак с вывеской в виде синего дракона. За прилавком увидишь жердяя с рожей, как у битого дурака. Скажешь ему, чтобы передал Лин Чи, что тебя прислал я. Вели также передать Лин Чи, что завтра я появлюсь на его территории. Скажи, что это не связано с торговлей. Скажи, что я сочту это за услугу. Он тебе ничего не скажет — эти люди не любят давать скорый ответ, — но этого и не потребуется. Просто передай на словах и возвращайся.
Воробей кивнул и скрылся за дверью.
— И принеси мне чего-нибудь поесть на обратном пути! — крикнул я мальчику вслед, надеясь, что он услышит меня. — Я повернулся к гиганту. — Прекрати рассказывать мальчишке военные истории. Незачем забивать ему голову небылицами.
— Небылицами! В той истории каждое слово — правда! Я даже помню, как ты ухмылялся, когда он уходил.
— Что стало с тем лейтенантом?
Улыбка слетела с лица Адольфуса.
— Он вскрыл себе вены на следующую ночь после того, как провел атаку на Ривес.
— Мы нашли его в лужи крови, когда он не явился к побудке, так что больше ни слова о добрых старых временах. Добрыми они не были даже наполовину.
Адольфус выкатил на меня свой единственный глаз и поднялся.
— Клянусь Перворожденным, ты не в настроении.
Он был недалек от истины.
— Сегодня выдался трудный день.
— Хватит дуться, давай-ка налью тебе пива.
Мы подошли к стойке, и Адольфус протянул мне плоскую бутыль эля. Я потягивал горький напиток, дожидаясь начала вечернего наплыва завсегдатаев нашего заведения.
— А мальчонка мне нравится, — вдруг произнес Адольфус, будто понял это только сейчас. — Ничего не пропускает, все видит, хотя держит язык за зубами. Как думаешь, где он спит?
— Полагаю, на улице. Уличные мальчишки имеют обыкновение жить там.
— He будь таким сентиментальным — на прилавке останутся пятна от слез.
— Ты хотя бы представляешь, сколько в Низком городе бездомных детей? И этот ничем не отличается от других. Он мне не родня. До вчерашнего вечера я вообще не знал о его существовании.
— Ты действительно так думаешь?
События дня тяжелым грузом легли мне на плечи.
— Адольфус, я слишком устал, чтобы спорить с тобой. Хватит петлять, говори прямо, чего тебе надо.
— Я собирался предложить ему спать у нас в задней комнате. Аделине он тоже приглянулся.
— Трактир твой, Адольфус. Ты волен распоряжаться им, как тебе заблагорассудится. Но готов поставить золотой на то, что мальчишка сделает ноги вместе с твоей постелью.
— Решено. Скажи ему, когда вернется. Я буду занят работой.
Посетители понемногу прибывали, и Адольфус вернулся к своим обязанностям. Я сидел и попивал пиво, погрузившись в сентиментальные мысли. Некоторое время спустя мальчик вернулся, принеся маленькую чашку говядины в соусе чили. У мальчишки был острый слух. Мне стоило это запомнить. Я взял чашку и принялся за еду.
— Адольфус кормит тебя? — спросил я.
Мальчик кивнул.
— И все равно голоден? В твоем возрасте мне всегда хотелось есть.
— Я в порядке. Стянул кое-что с рыбного воза по дороге назад, — ответил он так, словно этим поступком можно было гордиться.
— Я же дал тебе денег утром?
— Дал.
— Уже потратил?
— Ни одного медяка.
— Тогда тебе незачем красть еду. Без нужды крадут только недоумки. Если желаешь идти этим путем, можешь убираться ко всем чертям. Я не собираюсь давать поручения какому-то идиоту, который тащит кошельки только потому, что это будоражит ему нервы.
Судя по его гримасе, мои сравнения не слишком понравились сорванцу, хотя он и ничего не сказал в ответ.
— Где ты ночуешь?
— По-разному. Когда было тепло, спал под набережной. Последнее время ночую на заброшенной фабрике возле Бреннока. Там есть сторож, но он делает обход только после заката и перед рассветом.
— Адольфус сказал, что ты можешь спать у него в задней комнате. Аделина, наверное, приготовит тебе постель.
Детские глаза тут же скривились в злобные щелки: домашний уют — крайнее оскорбление для уличного дикаря.
— Я просил только работу и не нуждаюсь в вашей благотворительности.
— Пора тебе уяснить, сопляк, на случай, если не хватает мозгов понять самому: благотворительность не по моей части. Мне наплевать, где ты спишь. Можешь ночевать хоть в Анделе, если тебе так нравится. Я только передаю тебе предложение Верзилы. Желаешь принять его, принимай. Не хочешь, к утру я забуду о нашем разговоре.
В подтверждение своих слов я приложился к бутылке, и через миг мальчишка исчез в толпе.
Закончив с ужином, я поспешил подняться к себе, пока пивная окончательно не заполнилась публикой. Где-то по пути от Гнезда к дому боль в подвернутой ноге снова дала о себе знать, и короткое восхождение по лестнице оказалось неприятнее обычного.
Я лег на кровать и скрутил длинный косяк сон-травы. Вечер просачивался в открытое окно, принося запах мускуса. Запалив скрутку, я погрузился в думы о планах на завтра. Запах, который шел от тела убитой девочки, был крепким, сильнее любого средства для кухни и ванной. И простого средства для чистки было бы недостаточно, чтобы сбить со следа скрайера. Возможно, какой-нибудь сильный растворитель с мыловарни или одной из клеевых фабрик, расположенных в Кирен-городе. Киренцы получили монополию на производство такого сорта, потому я и отправил сегодня мальчишку объявить их главарю о своем визите. Как бы только вся эта затея не навредила моему основному занятию.
Задув лампу, я пускал в воздух колечки разноцветного дыма. Смесь была отличного качества, сладковатая на вкус и крепкая, пробирающая до самых легких. Вся комната наполнилась прозрачными прядями меди и жженой охры. В полудреме я затушил сигарету о дно кровати и закрыл глаза, легкая эйфория растекалась по моему телу, заглушая шум завсегдатаев трактира.
В своих снах я был снова ребенком, без родни и без крова, моих мать и отца унесла чума, младшая сестренка погибла во время хлебных бунтов, уничтоживших остатки гражданской власти. Так я впервые попал на улицы Низкого города. Там я научился рыться в отходах в поисках пищи и ценить нечистоты за то тепло, которым они могут согреть тебя во время сна. Там я впервые увидел, как низко может пасть обычный человек, и там познал, чего можно достичь, падая еще ниже.
Я спал, свернувшись калачиком, в дальнем углу аллеи, когда их голоса разбудили меня.
— Урод. Эй, урод! Что ты делаешь на нашей территории? — Их было трое, старше меня всего на несколько лет, но этих нескольких лет хватило бы им. Щадить детей — пожалуй, самая удивительная особенность красной лихорадки. Вполне возможно, что эти трое были самыми взрослыми представителями человеческой расы на десять кварталов вокруг.
