— Где нашли девочку? — спросил я у Адольфуса.
— К югу от Светлой улицы. За каналом. Собираешься нанести визит?
Рассказывать Адольфусу о сделке, которую я заключил с Особым отделом, не имело смысла, пока у меня был хоть какой-то шанс сдержать обещание, поэтому я проигнорировал его вопрос и обратился к Воробью.
— Одевайся. Ты мне понадобишься.
Предположив, что я поручу ему нечто более интересное, чем передача посланий и доставка моих обедов, Воробей отправился выполнять данное распоряжение с необычным воодушевлением. Адольфус окинул меня взглядом, подметив контуры выступающего из-под одежды клинка.
— Что ты задумал?
— Хочу навестить одного нашего старого друга.
Единственный глаз Адольфуса напрягся, силясь прочесть что-нибудь по моему взгляду.
— Зачем?
— Недостаточно развлекся за сегодняшний день.
Когда Воробей вернулся, на нем висела какая-то убогая шерстяная хламида, сшитая Аделиной из кусков рванья.
— Разве я не говорил тебе, насколько отвратительно это выглядит?
Малец кивнул в подтверждение моих слов.
— И до сих пор ничего не сдвинулось с места. — Я снова обратился к Адольфусу: — Мальчик вернется к закату. Прими все, что передадут для меня.
Адольфус молча кивнул в ответ. Он достаточно хорошо изучил мои привычки и знал, что больше я ничего не скажу. Покинув «Пьяного графа», мы с Воробьем двинулись в западном направлении.
16
Развалившись на стуле для посетителей и закинув ноги на огромный засаленный дубовый стол, я прождал в темноте больше двадцати минут, прежде чем Гренвальд соизволил явиться. Я уже начал подозревать, что он надумал вовсе уклониться от решения каких бы то ни было задач, которые потребовали бы его внимания, и мне придется, как идиоту, торчать в его конторе до скончания века. Однако ожидание стоило того, чтобы увидеть реакцию Гренвальда, когда он отворил дверь: выражение надменности в мгновение ока обернулось презренным ужасом.
За десяток лет время хорошо потрудилось, чтобы приподнять положение моего бывшего командира, но едва ли позаботилось о том, чтобы улучшить его характер или исправить его крысиную челюсть. Он был одет в дорогой, но плохо сидевший на нем камзол, а некогда крепкое тело обрастало жиром заметно стремительнее, чем это бывает в среднем возрасте. Я зажег спичку и поднес ее к сигарете.
— Привет, полковник. Как жизнь?
Он быстро захлопнул за собой дверь, надеясь сохранить в тайне от своих подчиненных нашу с ним встречу.
— Как, черт возьми, ты сюда попал?
Я затушил спичку, встряхнув ее двумя пальцами, и покачал головой.
— Эх, полковник, полковник. Мне, признаться, обидно. Старый приятель, а обращается ко мне в таком тоне? — Я неодобрительно прищелкнул языком. — Так-то вспоминают о прошлом двое старых товарищей, связанных узами благородного похода?
— Нет-нет. Конечно нет, — ответил он. — Я просто не ожидал увидеть тебя здесь. Извини. — В этом одна из забавных черт Гренвальда: он чертовски легко поддавался.
— Под мостом пересохло, — намекнул я.
Гренвальд снял камзол и шляпу и повесил их на крючок возле двери, стараясь выиграть время, чтобы сообразить, зачем я пожаловал и что нужно сделать, чтобы я ушел.
— Виски? — предложил Гренвальд, подходя к бару в углу и наливая себе полный бокал.
— Стараюсь не пить крепкого до полудня — один из законов моей новой жизни в качестве начинающего трезвенника. Но ты не стесняйся.
Он даже не дослушал меня. Махнув целый стакан в один быстрый прием, Гренвальд налил себе еще четверть и прошел мимо меня, чтобы занять свое место с противоположной стороны стола.
— Я думал, что после прошлого раза… — Он тяжело сглотнул. — Я думал, между нами все кончено.
— Правда?
— Кажется, ты говорил, что мы квиты.
— Разве?
— Нет, конечно, я рад тебя видеть.
Я отразил его радость театральным взмахом руки.
— По какому поводу?
— Ну, может быть, я просто решил заглянуть ненадолго и выразить почтение своему бывшему командиру, — ответил я. — Неужто не хочется хоть иногда повспоминать старые времена с братьями-офицерами?
— Конечно хочется, конечно, — признался он, спеша согласиться со всем, что бы я ни сказал.
— В таком случае почему никогда не заходишь с визитом вежливости? Ты так высоко взлетел, что позабыл своих бывших солдат?
Гренвальд пробормотал что-то невнятное, нечто среднее между извинением и оправданием, и замолчал.
Сдерживая смех, я позволил неловкому молчанию ненадолго разделить нас и через пятнадцать секунд продолжил:
— Ну, раз ты не против, то, надеюсь, сможешь кое в чем мне помочь. Правда, я не решаюсь спросить, учитывая то, как много ты уже для меня сделал.
— Не переживай об этом, — холодно ответил он.
— Помнишь ту операцию под Донкнахтом, за день до перемирия?
— Смутно.
— Разумеется. Уверен, она представляла слабый интерес для столь высокого звена в цепи командования. Решая вопросы стратегии и поставок вооружения, должно быть, легко забыть о стычках, засевших в памяти низших чинов.
Гренвальд ничего не ответил.
— Мне необходимо знать имена всех магов, задействованных в той операции, и тех, кто мог бы их обучать. В Военном министерстве должны остаться записи.
— Там бы не оставили никаких бумаг, имеющих отношение к подобному делу, — ответил он сразу и не задумываясь. — Такие сведения не предавали бумаге.
— У них есть записи.
Он попытался найти какой-нибудь благовидный предлог, дабы уклониться от обещаний.
— Я не уверен, что смогу подобраться к ним. Вряд ли они хранятся в главной библиотеке вместе с другими документами военных лет. Если такие бумаги и существуют, то лежат под замком, а доступ к ключу ограничен.
— Но заместителю министра получить его не составит труда.
— Правила поменялись, — возразил он. — Теперь не так, как в старые времена. Я не могу просто зайти в архив и выйти оттуда с документами под мышкой.
— Просто или легко — все равно. Но в любом случае ты их достанешь.
— Я… не могу ничего обещать.
— Никто в целом свете не может ничего гарантировать, — ответил я. — Но ты попытаешься, не так ли, полковник? Ты ведь постараешься, очень постараешься.
Осушив стакан, Гренвальд наклонил ко мне свою крысиную мордочку. Спиртное ударило в мозг, придав полковнику храбрости, на которую трезвый он не отважился бы.
— Я сделаю, что смогу, — ответил он, и тон его голоса не вселил в меня уверенности в том, что его миссия завершится успехом. — И после этого мы в расчете. Больше никаких внезапных визитов. Баста.
