Я взял из его рук конверт и поднял его на свет, разглядывая рисунок на печати: лев в окружении трех одинаковых алмазов.
— На будущее, можешь сразу сообщать мне обо всем, что я пропустил, как только меня увидишь. Необязательно выдавливать по капле, как старый дед в уборной.
— Я не письмоносец.
— Ты у нас и не повар, и не письмоносец. Так какого черта ты тут вообще делаешь?
Адольфус закатил глаза и принялся вытирать дальние столы. Полдень уже миновал, и вскоре в баре начнет собираться местная пьянь, невзирая на скверную погоду. Я разрезал восковую печать ногтем и прочел послание.
Вынужден признать, что количество товара, поставленного Вами при нашей первой встрече, оказалось недостаточным. Полагаю, Вы найдете возможность прийти завтра в Сетонские сады к девяти часам с соответствующим количеством товара. Мы можем поговорить после того, как я закончу решение некоторых вопросов, не имеющих касательства к данному делу.
Ваш Преданный Друг,
его высочество лорд Беконфилд.
В принципе, Мои Преданные Друзья не слали мне просьбы, облеченные в форму требований, однако следовало принять в расчет привычки высшего класса. Сложив письмо, я убрал его в свою сумку.
— Открыто? — спросил за моей спиной невнятный голос завсегдатая нашего заведения.
Казалось, реплика пришлась кстати, и было самое время выяснить, как самый расточительный вербовщик подонков во всем Ригусе мог бы прояснить ситуацию. Захватив куртку, я вышел в бушевавшую на улице непогоду.
28
Я стоял у входа одного из скромных кирпичных домов, выстроившихся вдоль улицы близ Корских высот и неподалеку от роскошных дворцов знати. Скромное и непритязательное строение почти ничем, кроме заверения Йансея, не подтверждало свой статус одного из самых дорогих борделей столицы. Шлюхи Низкого города занимались своим ремеслом открыто и честно: из-за красных шторок выглядывали обнаженные груди, из растворенных окон щедро сыпались предложения. Здесь все было иначе. Возле двери красовалась лишь бронзовая табличка с гравировкой «Бархатная клетка».
Я громко постучал в дверь, и после непродолжительной паузы она открылась, на пороге показалась светлокожая женщина в симпатичном, но скромном платье. У нее были темные волосы, ярко-голубые глаза и соблазнительная улыбка — неотъемлемая часть ее работы.
— Чем могу служить? — спросила она мелодичным и чистым голосом.
— Мне нужно увидеться с Майри, — ответил я.
Ее губки разочарованно скривились. Меня впечатлила ее способность выражать в равной мере дружелюбие и снисходительность.
— Мне жаль, но, боюсь, Майри видится лишь с немногими людьми, только с теми, кого давно знает. Честно говоря, в данный момент никто в этом доме не горит желанием заводить новых друзей.
Я перебил ее прежде, чем женщина успела бы захлопнуть дверь перед моим носом.
— Не могли бы вы передать госпоже, что к ней пришел друг Йансея? Она должна ожидать меня.
После упоминания о Рифмаче ее улыбка сделалась чуть естественнее.
— Я узнаю, свободна ли она.
Я подумал было скрутить сигарету, но решил, что это может выглядеть несолидно. Вместо этого я потер руки в тщетной попытке согреться. Когда несколько минут спустя дверь отворилась снова, вежливая чопорность темноволосой женщины сменилась разнузданным радушием.
— У Майри как раз есть немного свободного времени. Прошу вас, входите.
Я очутился посреди дивного зала: выложенный мраморными плитами пол вел к лестнице с перилами из черного дерева и драпировкой из красного бархата. Огромный, суровый на вид молодой человек в добротном костюме осторожно смерил меня взглядом при входе. Из оружия при нем имелись только его кулаки размером со свиную голяшку, но я не сомневался: в случае необходимости одних таких кулачищ будет достаточно.
Очаровательная привратница остановилась у подножия лестницы, сомкнув пальцы рук за спиной.
— Прошу вас следовать за мной, я провожу вас к госпоже.
Признаюсь, я без особого успеха пытался не пялить глаза на ее зад, пока она поднималась по ступеням впереди меня. Я задавался вопросом о ее возрасте и о том, что заставило ее взяться за нынешнее занятие. Я допускал, что существуют и худшие способы заработка. Ее ремесло куда лучше работы на фабрике по десять часов в сутки или обслуживание столиков в какой-нибудь забегаловке Низкого города. И все же лежать на спине — значит лежать на спине, даже если под тобой постелены дорогие шелка.
Наверху мы свернули направо и прошли по узкому коридору мимо ряда дверей, завершив наш путь перед дубовой дверью в торце, слегка украшенной золотой отделкой, чтобы отличаться от остальных. Девушка тихонько постучалась. Гортанный голос за дверью пригласил нас войти, и моя провожатая отворила ее для меня.
Внутреннее пространство комнаты, что, пожалуй, неудивительно, концентрировалось вокруг роскошной кровати с белым кружевным балдахином на четырех стойках. Каждая деталь внутреннего убранства говорила о большом наследстве и утонченном вкусе, комната походила скорее на спальню герцогини, нежели на будуар блудницы. В углу, за туалетным столиком, сидела, как я рассудил, Майри Кареглазка собственной персоной.
Учитывая ее воображаемый образ, порожденный представлением Йансея, должен признаться, я был впечатлен. Женщина за столиком оказалась черноволосой тарасаинкой в возрасте чуть ниже средней отметки. Несмотря на несколько лишних фунтов, которые она носила на бедрах и талии, женщина была довольно привлекательна, хотя далеко не красавица. Если бы мне пришлось выбирать из них обеих, я предпочел бы привратницу — помоложе да посбитее.
Но потом Майри повернулась ко мне, и я увидел ее глаза — черные бездонные колодцы, которые удерживали мое внимание дольше, чем позволено этикетом. Внезапно я поймал себя на том, что раскаиваюсь за то, что позволил себе сравнить эту женщину с девицей, которая привела меня к ней. У меня пересохло во рту. Я старался не облизывать себе губы.
Одним плавным движением Майри поднялась со своего трона и подошла ближе, небрежно протянув мне руку.
— Спасибо, Раджель, можешь идти, — произнесла она на чистом нестрийском.
Раджель присела в реверансе и вышла, затворив за собой дверь. Майри постояла немного в молчании, позволив мне оглядеться, прежде чем начала разговор.
— Вы знаете нестрийский? — спросила она.
— Этот язык никогда мне не давался.
— В самом деле? — Она посмотрела в мои глаза, затем залилась низким гортанным смехом, похожим на песню лягушки-быка. — А мне кажется, вы говорите неправду.
Она не ошиблась. Я действительно говорил по-нестрийски, не так свободно, как на родном, конечно, однако достаточно хорошо, чтобы не стать жертвой ограбления по дороге к собору Дэва Малеты. Во время Войны первые полтора года наш сектор окопов примыкал к позициям нестрианцев. Для фермеров-землекопов они проявили себя достойными воинами. Их капитан даже пал духом и пустил слезу, узнав, что его генералы подписали сепаратное перемирие, но позорная глупость и некомпетентность высшего военного руководства были всеобщим явлением во время нашего злополучного конфликта.
