Огонь возмущения вспыхнул во мне.
— Не смей говорить о Криспине, ты, обезьяна.
Носком башмака Краули пнул меня по лбу, и я ударился головой о стену за моей спиной.
— Ты слишком вспыльчив для человека, которого ждет долгое созерцание собственных внутренностей.
Один из его парней, тощий мирадец с ритуальными шрамами на лице, которыми метят преступников в их несчастном теократическом государстве, вынул кинжал из-под большого, не по размеру, пальто и что-то сказал, чего я не смог разобрать.
Краули перевел злобный взгляд на мирадца, выражая на лице исступленное раздражение.
— Не сейчас, тупая башка. Я же сказал: пусть сначала истечет кровью.
Момент был самый подходящий. Я замахнулся правой ногой и ударил Краули, метя в коленную чашечку. Мое зрение еще не восстановилось полностью, и удар пришелся по голени.
Однако этого было достаточно. Почти. Краули завыл, отошел на шаг назад, и я вскочил на ноги. Видимо, Краули полагал, что первым ударом башмака вырубит меня на более долгий срок. Тупой сукин сын. Знал меня уже десяток лет и до сих пор не научился принимать в расчет толщину моего черепа.
Я свернул за угол, и за моей спиной раздался глухой звон металла о камень: мирадский клинок не достиг своей цели. Затем я бросился бежать со всех ног, выжимая из побитого тела все, что было возможно. Выдавливая до последней капли все силы, что остались во мне, я мчался на запад, к каналу.
Переулки в этой части Низкого города опутывали главные улицы, словно неправильная паутина, которую плел пьяный паук. Даже я знал их не так хорошо, в чем лишний раз убеждался, дважды пересекая одни и те же перекрестки. Но если трудности возникли у меня, что говорить о Краули и его банде. Серые стены отражали эхо злобных криков моих преследователей, побуждая меня бежать быстрее.
Покинув лабиринт улиц, я помчался по бульвару, идущему вдоль канала. В этом месте, немного южнее Андела, русло канала имеет наибольшую ширину, и как раз тут его берега соединяет мост Рупертово Седло. Последним яростным рывком я достиг моста и начал подниматься по его дуге из известняка. В обычный день здесь полно путников, спешащих по своим делам, и горожан, отправляющихся отдохнуть за городом, но при такой погоде, кроме меня самого, никого не было видно. Во всяком случае, поначалу.
С противоположной стороны моста ко мне приближался человек, тот самый, который следил за мной, с длинным, изогнутым внутрь ножом в руке, только теперь человек казался выше, чем прежде. Позади меня мирадец со шрамами выскочил из переулка, едва различимый в густом тумане.
Остановившись на вершине Седла, я лихорадочно искал выход из положения. Я думал броситься на прорыв и проскочить мимо головореза, быстро сокращавшего расстояние между нами, однако безоружного он удерживал бы меня достаточно долго, пока не подтянулись бы остальные громилы и не изрезали меня на куски. Сзади слышалось, как Краули поносит на чем свет стоит мою родню, обещая лютое наказание. Я обернулся на миг: Краули догонял мирадца, который замедлил шаг, чтобы дождаться своих.
Порой успех зависит от совокупности хитроумных уловок: принесенная в жертву пешка или загнанный в угол слон. Гораздо чаще, однако, успех зависит от скорости и неожиданности. Никто не спутал бы Краули с гением, только ведь и я был не первой жертвой, затравленной им на улицах Ригуса. Имея в запасе еще несколько секунд для размышлений, он догадался бы, что я скорее предпочту холодную ванну, чем сойдусь в схватке с его головорезами. Однако, сворачивая за угол, Краули еще не продумал такую возможность и был застигнут врасплох, когда я взобрался на парапет моста и нырнул ласточкой вниз.
Лед оказался толще, чем представлялось мне на мосту, и, пробиваясь сквозь белую корку, я изрядно ушиб плечо. Но боль ощущалась недолго. Ледяная вода притупила ее, проняв меня холодом до самых костей. Приведя себя в вертикальное положение, я сумел-таки стянуть отяжелевшую куртку, нащупать онемелыми руками шнурки и сорвать башмаки, хотя пальцы окостенели и с трудом выполняли команды.
Краули наверняка подумал бы, что я направлюсь вниз по реке, но я был неважным пловцом и потому не видел никаких шансов опередить Краули и его парней. Вместо этого я взбрыкнул ногами и ушел вглубь. От городских нечистот вода в канале была слишком мутной, чтобы что-то увидеть в ней, даже если бы я был настолько глуп, чтобы открыть глаза, и мне оставалось только надеяться, что Краули попадется на удочку. Я задержал дыхание настолько, насколько мог, затем всплыл к поверхности за глотком воздуха, приподнимая слой льда на полдюйма над водой, и снова нырнул в глубину. Это не могло продолжаться долго. Ноги и руки окоченели и стали тяжелыми, каждое движение давалось с трудом, желание тела подчиняться моим приказам убывало с каждой секундой.
Я поднимался за воздухом еще дважды, прежде чем холод сделался совершенно невыносимым, затем доплыл до западной набережной и выбрался на берег канала. Несколько мгновений я лежал полумертвый на грязной булыжной набережной, пытаясь заставить себя двигаться, но тело отказывалось мне подчиниться. Лишь мысль о том, что может со мной случиться, если Краули и его люди найдут меня, — долгая пытка и неминуемая смерть, — придала мне достаточно сил, чтобы подняться на ноги.
Моя уловка не сработала бы в любой другой день. Преследователи обязательно заметили бы, как я выбираюсь из воды, и скоро настигли бы меня, но туман с реки был настолько густым, что лишал всякого возможности видеть на несколько шагов впереди, и преследование становилось почти невозможным. Краули попался на мою хитрость. Я слышал издалека, как его головорезы кричат друг на друга, пытаясь понять, где меня упустили.
Я знал, что не вернусь в «Пьяного графа». Я даже и не пытался. Я просто свернул в переулок и направился на юг, двигаясь так быстро, как только мог. Холодный ветер больно лизал мне лицо, сырые волосы примерзали к коже на голове, рождая особенно неприятные ощущения. Если в ближайшее время я не избавлюсь от мокрой одежды и не окажусь у огня, то холод сделает то, что не удалось Краули. Быть может, не так болезненно, но так же верно.
Узкие улочки кривились и петляли передо мной, мое зрение то затуманивалось, то вновь прояснялось, дикая боль сжимала мне грудь. Оставалось пройти всего несколько кварталов. Казалось, произойдет чудо, если я доберусь до цели.
Медленный бег сменился полуходьбой, затем перешел в медленный шаг, затем стал похож на неуклюжее ковыляние.
Еще один шаг.
И еще.
Через ограждения из белого камня я перелезал с позорной неловкостью, всякий раз разбивая о них колени. Моему заледеневшему телу было трудно справиться даже с этими низкими стенами. Перевалившись вперед головой через последнее препятствие, я плюхнулся на землю у основания башни. Нащупывая под рубахой Око, которое взял у Криспина, я думал, что смогу разрушить оборону Гнезда, но пальцы не слушались меня, и я понимал, что в любом случае не смогу достичь концентрации, которая требуется для управления силами талисмана. Подняв себя на ноги, я тщетно застучал по двери, но моя мольба о доступе в башню затерялась в потоках ветра.
