— К стыду моих предков, было время, когда я имел дело с агентом. Не зная о том, что мы побратимы, агент Краули надеялся использовать мои услуги, чтобы причинить вред дому Лин Чи. Самую малость притворился я, что помогаю двуличному слуге закона, чтобы добиться его доверия и узнать его замыслы. Но личина предателя не может украшать душу праведника, и мой обман был раскрыт.
Лин Чи отбивал нефритовыми коготками размеренный ритм, размышляя над моими словами и отсеивая плевелы от зерен истины. Преступная деятельность Краули пустила глубокие корни и имела давнюю историю. Я мог бы назвать с дюжину преступных сообществ, от которых он получал деньги, и, вероятно, существовали десятки других, о которых я не имел представления. Старец знал о некоторых из них, и, вполне возможно, даже больше, чем давал об этом понять самому Краули. Однако Старец был не такой человек, который выбрасывает полезное орудие лишь потому, что оно время от времени действует без его ведома и желания.
Гораздо важнее то, что моя легенда хорошо подыгрывала воспаленной паранойе Лин Чи, его маниакальной подозрительности, оправданной большим опытом предательств и обмана. Он легко мог бы поверить в то, что я продам его Краули просто затем, чтобы занять сторону сильного, как только дела примут крутой оборот. Именно так поступил бы и сам Лин Чи — поступал и поступит еще не раз.
— Кошка не ведает о том, чем занимаются ее лапки? — спросил он.
— Кто знает, какие тайны открыты властелину Черного дома? Возможно, ему известны проделки своего заместителя, но Старец не поддерживает их.
Постукивание ногтей замедлилось, затем остановилось вовсе.
— Столь дорого мое благополучие моему брату, что он поставил на карту собственную безопасность и репутацию, в надежде помешать коварным замыслам моих врагов. Можно ли ожидать, что Лин Чи сделает для него меньше? — Его лицо скривилось в свирепой ухмылке, и я был благодарен судьбе за то, что не стал объектом его гнева. — Гармония должна цениться превыше всех прочих богатств, но если моему союзнику случится узнать, что люди, помышляющие о нашей гибели, не имеют ушей для слов примирения, он может утешиться обещанием помощи. Какой бы скудной ни была сила, которую я могу предложить, она в его полном распоряжении.
Я отвесил низкий поклон, почти касаясь пола, и вышел. Вооружившись против своих преследователей, я быстро прошел в зал и уселся за пустой стол в углу. За мной из дальней комнаты последовали четверо киренцев — крутые ребята, они выделялись среди остальных посетителей заведения, словно волки среди собак. Рабочие за соседним столом молча поднялись, уступив свои места вновь пришедшим. Один из четверки парней, самый тощий, с искусной татуировкой извивающегося дракона во все лицо, огляделся и кивком подал мне знак. Я тоже кивнул. Затем я подозвал полового и велел ему подать мне кисваса.
Через несколько минут дверь трактира открылась, и Краули вошел внутрь в сопровождении троих парней, которым он недавно меня представил. Толпа завсегдатаев замерла в молчании, и Краули встретил море еретических лиц выражением нескрываемого презрения. Увидев меня, он что-то шепнул своим людям. Они отделились и прошли к барной стойке, а Краули бодро зашагал к моему столу.
Покрасневший от легкого веселого возбуждения, он остановился позади стула напротив места, где сидел я. Обстановка в трактире вернулась в привычное русло, как могло показаться, если особенно не присматриваться. Краули не утруждал себя этим.
— Я уж было подумал, что мы тебя потеряли, — начал он.
— Просто зашел немного выпить. — Я подтолкнул ему ногой стул. — Дай отдых ногам. Я знаю, путь ты преодолел немалый.
— И вот мы пришли, как видишь, — ответил он, опуская свое громадное тело на обшарпанный деревянный стул.
— Теперь, когда я при оружии, будет больше похоже на поединок.
— Если бы ты знал, что у тебя есть хоть какой-нибудь шанс, ты бы не побежал.
— Идея тактического отступления всегда с трудом давалась твоему пониманию.
— Ну да, я тупоголовый гоблин, а ты у нас — гений. Только к чему приведет тебя вся твоя гениальность? Закончишь трупом в канаве под зимним небом. — Его громоздкая фигура развалилась на стуле. — По-моему, не самая блестящая перспектива.
— Ужасная, если тебя послушать.
— И если б ты был умен, то, конечно, не сидел бы сейчас тут. Если бы у тебя имелись мозги, ты сейчас был бы уже главой Особого отдела. Поэтому Старец так ненавидит тебя, если хочешь знать. Ты разочаровал его.
— Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что не сумел оправдать его надежд.
— Знаешь, он был чертовски рассержен после того, что ты сделал. Я в жизни больше не видел, чтобы старикан так злился. — Краули вспыхнул своей отвратительной ухмылкой, рожденной в тот миг, когда мальчик впервые оторвал у мухи крыло, и доведенной до совершенства за многие годы ежедневных актов насилия. — Как там ее звали?
— Альбертина.
— Точно, Альбертина, — повторил он. — Позволь мне узнать, неужели она того стоила? Потому что, насколько мне известно, щель между ног у всех баб одинаковая.
Я проглотил оскорбление, впитал его через поры и затаил внутри, чтобы отплатить за него, когда придет время.
Мальчик-слуга подошел к нам принять заказ, но Краули отмахнулся, отправив его прочь.
— Какой черт дернул тебя тут укрыться? Поганые киренцы. — Он с омерзением огляделся вокруг. — Они как насекомые.
— Муравьи, — уточнил я. — Они как муравьи.
Краули показал на меня толстым пальцем.
— Каждый из этих ублюдков, которые раскланиваются перед тобой и называют тебя господином, с радостью придавит ногой тебе глотку, если дашь им хотя бы полшанса.
— Они либо ведут себя как тираны, либо пресмыкаются как рабы.
— Точно! Они не такие, как мы. У них отсутствует чувство достоинства, вот в чем все дело.
— Не такие, как мы, — согласился я.
Парни Лин Чи за спиной Краули забеспокоились, понимая достаточно много из нашего разговора, чтобы почувствовать себя оскорбленными.
— А этот обезьяний язык! — Краули хлопнул себя по колену. — Эй, узкоглазые рожи, пора говорить по-ригунски!
— Все не так сложно, когда освоишься с ним. Сейчас я тебя научу. — Я допил остатки кисваса. — Шоу чжэ цао ни ма, — произнес я.
— Жоу зе ца нее маа, — повторил он и улыбнулся над своей косноязычностью. — Что это означает?
Киренец с татуировкой сказал мне кое-что на своем родном языке. Я ответил ему кивком.
— Это значит: «кончайте ублюдка».
Клянусь, Краули настолько был туп, что ему понадобилось три или четыре секунды, чтобы сообразить. Понимание наконец снизошло на его лицо, и он попытался встать, но я отвесил ему оплеуху, и он неуклюже закачался на стуле.
Трактир взорвался насилием. Первыми на Краули набросились люди Лин Чи, но совсем скоро в драку ввязалась толпа посетителей, довольных возможностью задать круглоглазым хорошую взбучку. С головорезами Краули разобрались быстро. Трактирщик, ценность которого я был склонен сравнивать скорее с пользой лишайника, чем млекопитающего, достал из-под прилавка большой тесак мясника и спокойно снес голову дородному ваальцу, показывая своим хладнокровием, что не в первый раз обезглавливает клиента. Мирадец со шрамами успел вытащить нож, но с криком рухнул на пол, напирающая толпа подмяла его под себя, нещадно дубася всем, что подвернулось под руку.
