Фантом вышел в мрачный, длинный, облицованный кафелем коридор. Под масляной лампой, свисающей с потолка, стоял на страже вооруженный оборванец. Пустые больничные носилки на колесиках притулились у стены, накрытые окровавленной холстиной. Фантом достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул оборванцу.
— Это объявление появится в утреннем выпуске «Лондон меркьюри». Все устроено, оплачено, вот адрес, отнеси. Только одень его, как мы договаривались, а потом иди.
Они вернулись в комнату; оборванец перевалил тело на носилки, выкатил в длинный коридор и покатил куда-то вдаль.
Фантом подошел поближе к свету и долго, пристально рассматривал сердце, так и оставшееся лежать под слепящими лучами масляной лампы.
ГЛАВА 18
Вода стекала с кирпичей и хлюпающими лужицами собиралась у ног Калеба. Юноша так долго молчал, что теперь едва мог раскрыть рот.
— Меня убьют, если отыщут, — тихо произнес он.
Никто не ответил.
Нужно было уходить, немедленно. Он сделал несколько шагов вперед и выглянул из-под темного свода на тусклый уличный свет. Никого из оборванцев не было видно. Через дорогу, на той стороне улицы стояли какие-то уличные торговцы. Юноша шагнул обратно в тень, прикрыл глаза и стал ждать. Неподалеку послышались шаги. Беглец застыл на месте и постоял так, зажмурившись. Считал про себя, стараясь попадать в секунды: «Раз, одна тысяча, два одна тысяча…» Слышал когда-то давно, что именно так можно точно отмерить одну секунду. От отца конечно же, от человека очень точного. Снова вспомнился отец, удар в лицо… «Три, одна тысяча, четыре, одна тысяча…» Калеб успокоился, открыл глаза и решительно вышел из-под сырой арки на улицу.
ГЛАВА 19
Если судить по наружности, Псалтырь, щипач, был весьма уважаемой персоной. Он служил личным помощником мистера Уильяма Лейтона, эстета, торговца и коллекционера, проживающего в историческом доме на Фурнье-стрит, в Спиталфилдсе. На самом же деле Псалтырь был еще и закоренелым воришкой, обыкновенным карманником. Его волшебные руки с виртуозными пальцами умели ловко вытащить бумажник или кошелек с монетами так, что жертва обнаруживала пропажу слишком поздно. Добрую половину своих восемнадцати лет он прожил на улицах «Парка Прошлого». Впрочем, в душе у него сохранилось, по крайней мере, зернышко сострадания. Также имелись признаки доброго, даже чувствительного сердца, а сверх того — чувство юмора и море обаяния. Он резко отличался от приятелей своей уличной юности — бестрепетных, беспощадных, готовых в любой момент пнуть или ударить, или даже пырнуть ножом; вырастая, такие мальчишки превращались в идеальных новобранцев для армии нищих Фантома. Псалтырь же обладал своеобразной мягкосердечностью, умел замечать тех, кто попал в настоящую беду; умел различать страдания и действовать соответственно. Бывало, он отводил случайных беспризорников и малолетних потеряшек в дом на Фурнье-стрит, где их кормили, давали немного денег и помогали в жизни.
Псалтырь угрожал заряженными револьверами кассирам в банках во время ограблений. Стрелял в оборванцев Фантома высоко на крышах и в лабиринтах подземных туннелей. За ним неоднократно гонялись полицейские и патрульные «Баксоленда». За его поимку назначали награду, он бывал героем плакатов и воззваний, но до сих пор еще ни разу никого не убил и никогда не попадался. Попасться в «Парке Прошлого» — это ведь не шуточки, в конце концов.
В ночь на Хэллоуин Псалтырь целенаправленно двигался в толпе припозднившихся гуляк и празднующих. В другие дни он частенько одевался щеголем и выглядел представительным молодым человеком из светского общества, сегодня же на нем была поношенная кепка и потрепанный наряд щипача-карманника, который парнишка не снимал уже пару дней. В самом деле, Псалтырь так и не переоделся после того, как Фантом едва не узнал его, столкнувшись с ним на улице нос к носу. Но пронесло, не прирезали… Такую удачу непременно нужно поскорее отпраздновать! А уж мистер Лейтон как узнает, что Фантом снова в городе… Ему это совсем не понравится.
Какие-то пьянчуги направлялись или, скорее, ковыляли вниз с холма по направлению к узловой железнодорожной станции. Псалтырь специально затесался между ними, точно волк в овечьей шкуре. Он оценивал подвыпивших гуляк, залазил к ним в карманы, стягивал часы и кольца с пальцев — и запихивал все это в свои бездонные карманы. Легкой походкой воришка прошлепал сквозь людское скопление, а потом торопливо свернул в тихую боковую улочку, где мерцали газовые фонари, расположенные настолько далеко друг от друга, что меж лужицами света оставались длинные полосы темноты. То, что нужно, чтобы скрыться.
Паренек быстро шел вперед, пригнув голову. Впереди показался чей-то силуэт: какой-то юноша, примерно ровесник, и тоже хорошо одетый. Псалтырь стал держаться в нескольких шагах позади него, ступая как можно тише. Ему не слишком-то хотелось «пощипать» кого-то столь же молодого, как и он сам, — ведь парень может оказаться и сильнее, и быстрее. Он поравнялся с незнакомцем и стал рассматривать его сбоку. Отметил про себя: «Черные волосы, бледное лицо». Незнакомец так и не замечал Псалтыря, лишь двигался вперед, бледный, точно маски смерти, заполонившие все улицы под Хэллоуин. Воришка протянул руку и хлопнул незнакомца по плечу. Юноша застыл, как вкопанный, опустил глаза, вжал голову в воротник.
— Медяка не найдется, приятель? — начал Псалтырь как можно дружелюбней.
Парень все так же молча повернулся и уставился на попрошайку.
— Ты чего, дружище? — удивился карманник. — Привидение увидел, что ли? Так сегодня их полно повсюду, да и не удивительно…
Псалтырь окинул взглядом улицу и, как бы в подтверждение своих слов, замахал руками, изображая, как должны себя вести призраки.
Юноша кивнул, как будто не в силах выдавить ни слова.
— Ну что, ты как насчет монет? — жизнерадостно поинтересовался Псалтырь.
— Монет? — переспросил паренек.
— По-моему, их у тебя полно, приятель. — Он дернул незнакомца за дорогое пальто. Юноша отпрянул, словно от удара.
— Эй, спокойно, я тебя не трону! — Псалтырь с улыбкой отступил слегка назад, успокаивающе вскинул руки. — Ты что, из Зевак? Чего так вырядился?
Юноша кивнул и снова потупил глаза.
— Приехал на убийство, заблудился или что?
Странный юноша молча тронулся вниз по улице, а Псалтырь попятился перед ним задом наперед.
Незнакомец покачал головой и опять остановился. Псалтырь тоже остановился.
— Медяки остались? Шестипенсовики, деньги, шиллинги, монеты, башли? — Воришка дружелюбно осклабился еще шире.
Юноша вдруг сунул руку в карман и, как зачарованный, выудил целую пригоршню серебряных и медных монет.
Псалтырь присвистнул.
— То, что надо! — похвалил он. — Сколько тут у тебя? Мы с тобой на это заживем, как короли, и долго!
Он покопался в кучке монет на дрожащей ладони незнакомца.
