Однако как доктор Браун, так и доктор Малхерн весьма осторожно высказывались о достоинствах проекта и ближе к завершению второй фазы настаивали на том, чтобы свернуть эксперимент. Высокое руководство их просьбу отклонило. Вскоре после этого произошел пожар, очевидно случайный, который полностью разрушил лабораторный комплекс. Доктора Малхерна официально объявили погибшим, а все окончательные результаты эксперимента — уничтоженными. В настоящее время считается, что Малхерн сбежал и скрывается. Вскоре после этих прискорбных потерь доктор Браун вышел в отставку.
См. секретное Приложение А.
Приложения А в досье не оказалось. Хватпол поднял голову. История разворачивалась странная: нелепые совпадения, секретные эксперименты, но эксперименты — над чем? Надо бы попросить Хадсона прислать все имеющиеся сведения о докторе Малхерне и, если возможно, экземпляр Приложения А.
ГЛАВА 28
ИЗ ДНЕВНИКА ЕВЫ
«Те, кто тебя ищут, ни за что не ожидают, что ты будешь танцевать и прыгать на канате перед толпами восхищенных зрителей, ни от кого не скрываясь. Мы спрячем тебя у всех на виду, как лист на дереве. Это старый фокус. Скажем, будто ты из России».
Из России так из России, я не возражала. «Блистательная Ева из далекой России!» — стал объявлять Яго под звуки горна.
Как-то раз Яго весь вечер работал в повозке, что-то пилил и сколачивал. Потом он показал мне, что получилось.
«Это запасной выход, фальшивый пол, наподобие тех приспособлений, которые мы используем для фокусов, — объяснил он. — В крайнем случае выскользнешь из повозки и убежишь. Никогда не угадаешь, когда такая штука может потребоваться тебе или кому-то из нас. Коли на тебя охотятся оборванцы, излишняя осторожность не помешает».
Во время каждого моего выступления, всякий раз, как я танцевала и подпрыгивала на канате в белом муслиновом платье, неизвестный юноша стоял внизу.
Он будто специально всякий раз оказывался в первом ряду зрителей. Я искала его взглядом и всегда находила, всегда знала, что это он и где именно в толпе он стоит. А еще я буквально чувствовала, как он провожает меня взглядом по канату. Почему-то именно его глаза всегда меня буравили.
«По-моему, тебя преследуют, Ева. Какой-то молодой человек снова и снова приходит смотреть на тебя, и я не знаю, стоит ли ему доверять», — говорил Яго.
Из всех людей, которые посещали мои выступления на канате, я по-настоящему замечала только его одного — веселого парня с широкой улыбкой и темными глазами.
Однажды юноша дождался конца выступления, подошел к нашей лошади, Пелау, и стал чесать ее за ухом, изображая равнодушие. Когда я вышла на ступеньки из повозки, он старательно отводил взгляд и даже не пытался со мной заговорить. Все равно я его заметила, а потом Яго его шуганул — индиец всегда меня оберегал.
«Не волнуйся, Яго, — сказала я. — Разреши нам в следующий раз поговорить».
В другой раз юноша снова задержался у наших повозок. Яго посмотрел на меня добрыми карими глазами, как бы советуясь: мол, избавиться от него? Я покачала головой и жестом позвала юношу к нам.
Вблизи у него оказалось удивительно приятное лицо, улыбчивые глаза, взъерошенная копна волос. В общем-то самый обычный парень, рост средний, вид обыкновенный. Он застенчиво мял в руках кепку.
«Вы так здорово ходите по канату, мисс… Даже не представляю, как это у вас получается», — неловко вымолвил он, глядя себе под ноги.
«Спасибо, — отозвалась я. — Думаю, все дело в тренировке».
«Я… — Он смутился, а потом ухмыльнулся и назвал свое имя. — Иафет Маккредди, по крайней мере так меня называют на работе, хотя для друзей я Псалтырь». Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.
Итак, этот юноша, Псалтырь, стал навещать меня (а еще, по-моему, ему нравилось приходить к нам и гладить лошадь) после выступлений. За неделю он бывал у нас два или даже три раза. Рассказывал, что всегда «на бегу», спешит по делам своего нанимателя, какого-то мистера Уильяма Лейтона, выполняет его поручения и все такое.
Яго слышал о мистере Лейтоне.
«Он устраивает у себя спиритические сеансы, дорогущие! А вообще-то мошенник себе на уме, да и вор, — добавил он. — Я бы остерегался обоих: и Псалтыря этого, и Лейтона».
ГЛАВА 29
Стену в каморке, напротив окна, забранного железной решеткой, занавешивало широкое белое полотнище. На фоне этой простыни стоял высокий табурет, с непонятным приспособлением в виде медной скобки. Рядом стоял полицейский с какой-то прямоугольной табличкой. Женщина продиктовала цифры:
— Один, девять, два, четыре, восемь. Полисмен стал царапать мелом на грифельной доске в деревянной раме; с обратной стороны к раме крепилась веревочная петля. Закончил и показал табличку.
Женщина прищурилась и кивнула. Полицейский нацепил грифельную табличку на шею Калебу, цифры оказались у него на груди. Чопорная служительница достала острую металлическую расческу и зачесала густые волосы юноши назад, убирая их со лба.
— По крайней мере вшей нет, — бесцеремонно прокомментировала она.
Прямо напротив Калеба обнаружилась старинная фотокамера — фотоаппарат в ящичном корпусе.
— Один момент! — воскликнул служитель в белом халате.
Калеба усадили на высокую табуретку. Зафиксировали голову у стены с помощью медной скобки, чтобы шеей нельзя было дернуть. Одна коленка у юноши нервно подрагивала. У дальней стены помещения тихо сидели несколько Зевак.
Грифельная табличка казалась ужасно тяжелой, веревка впивалась в шею. Служитель в белом халате засунул голову под черное покрывало на ящике фотоаппарата.
— Не двигайся, — потребовал полицейский. — Дайте свет!
Помещение внезапно озарилось ярким светом.
— И… раз, два, три… готово! — раздался голос из-под покрывала. Полисмен поместил большой медный диск перед глазком камеры. Что-то громко щелкнуло; освещение в комнате потускнело.
Калеб моргнул и поежился, попытался повернуть голову, но медная скобка прочно удерживала его на месте. Служительница ослабила зажим, сняла с несчастного табличку и стерла меловый номер.
— Следуй за мной, — приказала она и повела его по шумному и мрачному коридору в главный зал полицейского участка.
Теперь на лавке вдоль кафельной стены расселись нищие, случайные зрители, модники, Зеваки и… Кого тут только не было! Калебу велели сесть ближе к конторке. Он уткнулся взглядом в пол: везде опилки, под скамейкой целая куча. Местами — красные пятна крови. Юноша испугался, что вот-вот увидит в груде опилок чьи-то выбитые зубы. Он не хотел поднимать головы, чтобы не встречаться взглядом ни с Зеваками, ни с остальными зрителями на скамейке. Вспоминал о своем несчастном отце. Сейчас бы что угодно отдал, только бы услышать его голос, его занудные рассказы на любую тему! А ведь сам сбежал от него! Калеб засомневался, правильно ли поступил. Когда оборванные бандиты подбросили ему нож, когда полилась кровь… действительно ли отец крикнул «Беги!»? Или ему все почудилось от испуга и он побежал напрасно?
