Уже горели газовые фонари, на улицах появлялось все больше народу. То и дело мимо с лязгом проносились кэбы и повозки, запряженные лошадьми. Псалтырь углядел одинокого оборванца. Они последовали за ним, то и дело ныряя и выныривая из толпы, как будто играли в кошки-мышки. Кажется, оборванец не догадывался, что за ним появился хвост.
Туман рассеивался. Глубоко под землей специальные машины в очередной раз переключились на новый режим, новые механизмы пришли в движение. Широкая улица была заполнена людьми, повсюду теснились Зеваки — все спешили на грандиозный снос и фейерверки. Псалтырь и Хватпол последовали за грохочущей повозкой к ярко освещенным окнам ресторанчика «Лайонс», и тут Хватпол понял, что оборванец исчез из виду.
— По-моему, надо повернуть, — предложил он. — Войдем в логово Фантома через другую станцию старой подземки, доберемся до него по системе туннелей и нападем неожиданно.
Он достал из кармана записную книжку, раскрыл на задней обложке и расправил раскладывающуюся карту «Подземной железной дороги», заброшенного лондонского метро.
— Можно войти на станции «Сент-Пол», а оттуда — под землей.
— Там же темно! — воскликнул Псалтырь.
— Да, кромешная темень. Придется кое-что конфисковать…
Неподалеку от них улицу патрулировал полисмен с вислыми усами и добродушной улыбкой. Хватпол приблизился к нему и сунул под нос свое удостоверение. Вскоре он вернулся к Псалтырю с полицейским фонарем.
— Вот это поможет.
ГЛАВА 50
Абель Баксоленд сидел в той части штаб-квартиры «Баксоленда», куда строжайшим образом не допускался никто, кроме него самого и сотрудников его личной службы безопасности. Комната с высоким потолком располагалась на одном из верхних этажей здания. Одна стена светилась мониторами: на ней рядами расположились сотни экранов, показывающих в режиме реального времени изображения с многочисленных камер видеонаблюдения. Баксоленд заранее настроил камеру-«шпиона» на следование за сержантом Хватполом, и знал, что Хватпол уже давно передвигается по городу не один, а в сопровождении юного Иафета Маккредди, сообщника Уильяма Лейтона. Баксоленд вел свою камеру чуть поодаль от них. Они отыскали проход в строительном заборе, окружавшем древнюю станцию метро «Сент-Пол», и теперь, кажется, собирались вломиться внутрь самой станции. Внезапно один за другим они исчезли в темноте. Камера-«шпион» ненадолго задержалась над входом; мимо торопились Зеваки и дети с воздушными шариками, спешили на фейерверк и грандиозный снос. Баксоленд отключил изображение с камеры и повернулся к инспектору Принсепу.
— Возьмем мой личный дирижабль, Принсеп. Лестрейд занят другими делами, у него работа, он и слушать ничего не захотел. А мы с вами должны кое-кого спасти. Пора идти! Время — это главное!
— Мистер Баксоленд! — возразил было Принсеп. — Сэр, празднования начнутся через час!
— Ничего, эти идиоты подождут! — ответил Баксоленд, поднимаясь на ноги. — Тут речь о жизни и смерти! Мы должны это сделать.
ГЛАВА 51
В черном бархатном платье Ева поднималась по заржавленным ступенькам длинного эскалатора. Ее сопровождал Фантом. Наконец они оказались в просторном помещении, в центре которого к стулу был привязан какой-то мужчина; его стерег оборванец с винтовкой. При виде Фантома оборванец вскочил на ноги. Фигура на стуле резко дернулась, как от внезапного пробуждения.
— Только посмотрите, — протянул Фантом, — они тут задремали, им стало скучно! А может, я все это разом прекращу? Идем со мной, моя дорогая, познакомься — этот человек сыграл особенную роль в наших с тобой жизнях. Иди скорее, не стесняйся.
Ева и Фантом стояли перед Люцием Брауном; тот едва взглянул на них, но тут же прикрыл глаза и опустил голову.
— Я уже с ним встречалась! — удивилась Ева. — Я его знаю, я угощала его чаем у нас дома. Это наш «элегантный гость», старый друг Джека…
— Да, — откликнулся Фантом, — все верно, старый, давний друг Джека.
Люций покосился на Фантома:
— Можно мне с тобой поговорить наедине? Пожалуйста, одну минуту.
Фантом отпустил руку Евы, схватил Люция за рукав пальто и рванул ткань вверх; на внутренней стороне запястья оказался маленький аккуратный штрих-код.
— Видишь? — показал он Еве. — Каинова печать. У доктора Джека имелась такая же, понимаешь ли, в целях безопасности… А теперь он хочет переговорить со мной наедине. Прошу прощения, но я его послушаю. Извини, дорогая Ева.
Он жестом подозвал оборванца:
— Отведи ее туда и побудь с ней.
Когда Ева оказалась вне зоны слышимости, Фантом обратился к Люцию:
— Ну?
— Есть хоть какой-то способ пробудить в тебе добрые чувства? Чтобы ты просто позволил ей выйти отсюда и снова исчезнуть?
— Во мне — добрые чувства? — Фантом рассмеялся. — Какая ирония, именно ты, из всех людей на свете, ты, мой дизайнер, мой создатель, мой единственный настоящий отец, взываешь к моим «добрым чувствам»! Тебе ведь лучше всех известна моя натура. Это ты мне расскажи! Есть у меня добрые чувства?
— Может быть, и развились вполне естественным образом после твоего освобождения. Прошло ведь столько лет…
— В самом деле? А для меня все как вчера, когда вы с Джеком попытались заживо меня сжечь, вы, мои собственные любимые суррогатные родители… Я вам наскучил, оказался нехорош?
— Пожалуйста, не мучай бедную девочку! Ведь ты уже успел наиграться в убийства?
— Это ей хочется, чтобы я ее убил. Именно для этого она и создана. Я буду убивать ее снова и снова, к вящей славе нас обоих. Но, знаешь, что странно? Всякое убийство для меня отличается от предыдущих… Ощущения другие, и кроме того… очень сложно вспоминать… Нет, общую канву я помню, но только не тот самый главный, изысканный миг освобождения души. Говорят, этот миг похож на кульминацию в акте человеческой любви… но мне-то что об этом знать, верно?
— Любовь — вот верное слово! Любовь! — вскинулся Люций. — Прочувствуй это слово, это понятие! Ева, по сути, твоя сестра. Ты должен защищать ее, любить ее, а не уничтожать!
Ева издалека наблюдала за разговором двух мужчин, всматриваясь в движения губ, выговаривающих слова. Эхо шелестело неуловимыми шорохами и шепотами, отражалось от плиточных сводов древней подземной станции, но по движениям губ каждое слово читалось так же отчетливо, как если бы Ева смотрела в книгу.
Девушка похолодела; это какой-то дурной сон! Они обсуждали какую-то бессмыслицу, но отдельные слова постепенно складывались в невероятный смысл…
А потом этот сон наяву неожиданно прервался. Ева вспомнила о Псалтыре, увидела его улыбчивое лицо, морщинки от смеха, вокруг глаз… Кто-то только что сказал: «Любовь». Вот оно! Она полюбила Псалтыря. Теперь все понятно. Нужно выбираться и найти его!
