— Что ж ты, мозгоправ, — ни дерьма, ни ложки.
— Собирался в спешке, — сказал Клов и щелкнул зажигалкой. Закурил и снова позвал: — Слышь, Иван?
— Чего тебе? — недовольно отозвался Загайнов.
— Попробуй-ка это!
Клов шагнул к наблюдателю и ткнул ему горящей зажигалкой в лицо.
— А-а! — вскрикнул Загайнов и отшатнулся.
Лицо его мгновенно потемнело, кожа быстро обтянула череп, словно ее втянули изнутри, и по лбу, в том месте, куда угодила зажигалка, пробежала темная трещинка.
Клов сделал еще один шаг и, резко крутанув автомат, ударил Загайнова прикладом в челюсть. Иван рухнул к ногам капитана, и в тот же миг два автомата уставились своими черными дулами Клову в лицо.
Капитан отвел руку с автоматом в сторону и примирительно проговорил:
— Расслабьтесь, парни. Я все объясню.
— Какого дьявола ты делаешь, мозгоправ?! — рявкнул командор Джек, побагровев от ярости.
— Зачем ты его ударил? — прошипел по-змеиному Уманский.
Клов заговорил ровным, спокойным голосом:
— Вчера после полудня я нашел возле Области Незавершенного обрывок ткани. На нем сохранилась эмблема наблюдателя со встроенным чипом. Сегодня Тори проверила чип в лаборатории и обнаружила, что он принадлежал Ивану Загайнову. Настоящему Ивану Загайнову.
Командор прищурил глаза:
— Ты хочешь сказать, что этот человек…
— Не человек. Имитация. Настоящего Ивана Загайнова не существует со вчерашнего дня. Он сгинул так же, как другие наблюдатели.
— Но…
Над головой у командора что-то полыхнуло.
— Не прикасайтесь к оружию, или я снесу вам головы! — зычно крикнул Загайнов.
Джек, Уманский и Клов быстро обернулись. Загайнов стоял чуть в стороне от группы, одной рукой сжимая горло Тори, а другой направив на мужчин ствол плазменного автомата. Лицо его, подсохшее, отощавшее, потемневшее, было покрыто сеточкой тонких трещин. Уманский и Клов смотрели на него с изумлением.
— Иван, ты охренел?! — гаркнул командор. — А ну — кончай это безобразие!
Загайнов усмехнулся и покачал головой:
— Нет. Прости, командор, но тебе придется подчиниться. Бросьте автоматы на землю, ребята! Живо!
Иван нажал на спусковой крючок, и новый плазменный заряд пронесся над головами мужчин, опалив им волосы.
— Что ж… — прорычал командор Джек, набычившись. — Я брошу автомат. Но не раньше, чем ты мне все объяснишь. Или можешь сразу понаделать во мне дырок.
Загайнов облизнул губы.
— Я слышал, что этот придурок говорил обо мне. Что моя эмблема фальшивка.
— Фальшивка не только чип-эмблема! — выкрикнула вдруг Тори. — Ты весь — одна сплошная фальшивка!
Загайнов сильнее сдавил пальцами ее горло, так, что лицо девушки побагровело.
— Заткнись, шлюха, — хрипло произнес он. — Ты сама — фальшивка и дешевка.
— Настоящий Иван Загайнов умер вчера, — сказал Клов, глядя противнику в глаза. — Обрывок его куртки я нашел возле границы Области Незавершенного. Ты — его двойник.
Противник, по-прежнему крепко сжимая в руке автомат, осклабился и покачал головой:
— А вот это ты врешь! Я знаю, что я настоящий. А как насчет вас, ребята? — Он подозрительно прищурился. — Кто вы такие? И почему так странно себя ведете? Бросайте автоматы, или я отстрелю вам головы!
Автоматы Клова и Уманского упали на асфальт. Джек не подчинился, он продолжал стоять, упрямо набычившись и уставившись на противника пылающими от гнева глазами.
И тут Тори резко ударила Загайнова затылком в лицо. На миг рука врага ослабла, Тори рванулась вперед и бросилась на землю. Прошипел, ввинтившись раскаленным штопором в воздух, заряд плазмы, и голова Загайнова вспыхнула факелом.
Клов инстинктивно заслонился рукой от полыхнувшего в лицо жара. Когда секунду спустя он опустил руку, Загайнов все еще стоял на ногах, но головы у него уже не было. Обезглавленное тело с черным от сажи воротником, выронив автомат, нелепо хватало воздух руками.
— Боже… — хрипло проговорила, сидя на асфальте, Тори.
Продолжая хватать воздух руками, Загайнов сделал шаг вперед. Потом еще один. Он шел, покачиваясь, точно пьяный, но ноги крепко держали обезглавленное тело.
— Джек, добей его! — дрожащим голосом попросила Тори. — Не могу этого видеть!
Командор снова нажал на спусковой крючок, и объятое пламенем, вмиг обуглившееся тело Загайнова рухнуло на асфальт. Несколько секунд никто не двигался. Затем командор Джек шагнул вперед. Клов, Тори и Уманский подняли свои автоматы и последовали его примеру, и вот уже все трое обступили то, что осталось от тела псевдонаблюдателя.
— Что он такое? — глухо произнес Джек.
— Двойник, воссозданный серой мантией, — сказал Клов. — Такой же, как Шульц, останки которого мы вчера соскребали с пола, чтобы положить их в холодильник. Эти ребята явно были заодно.
Командор нахмурился и сухо проговорил:
— До сих пор серая мантия никогда не вела себя агрессивно. Кроме того, этот парень был уверен, что он и есть Иван Загайнов. Я чувствую, когда мне врут, а когда говорят правду. Он — не врал.
— Скорей всего, он верил в то, что говорил. Он был убежден, что он человек.
— И он не ушел ночью вместе с Шульцом, — сказала Тори. — Хотя мог.
Некоторое время все молчали, потом Тори вздохнула и сказала:
— Мы должны сообщить об этом в Космоцентр.
Командор нахмурился, а Уманский язвительно проговорил:
— Ты еще не поняла? Космоцентру на нас плевать. На все наши запросы мы получим один ответ — «разбирайтесь сами».
— Значит, будем разбираться, — сказал Джек и закинул автомат на плечо. — Идемте к автолетам, ребята. Главное сейчас — вернуть телеоников. А потом уже подумаем, что делать дальше.
— Если только к тому моменту не будет слишком поздно, — проворчал Уманский, холодно блеснув очками.
— Что? — сурово переспросил Джек.
— Ничего, командор. Наше дело — выполнять твои приказы и молчать в тряпочку.
— До сих пор у тебя это скверно получалось, Ян. Не дай мне повода окончательно разочароваться в тебе.
— Постараюсь, командор.
Джек развернулся и тяжелой поступью зашагал к автолетам.
4
Дома и улицы выглядели в точности, как на старинных открытках с видами Москвы. Но было чрезвычайно странно видеть эти улицы пустыми. В древних фильмах о Москве по тротуарам сновали толпы людей, улицы были запружены автомобилями. Впрочем, автомобили встречались и здесь, но смотрелись они довольно нелепо. Почему-то сразу становилось понятно, что эти автомобили — всего лишь часть городского пейзажа и никогда не сдвинутся с места. На всем лежала печать какой-то неживой оцепенелости.