чтобы в конца поселением свиток бен
нашу камня Секаха забрали нашу
вера шириной Иерусалиме серебра месте и
сохранить алтаре мы пещере завершено
слава великому резервуаре мы теперь
захватчиков и из что последний
— А вот та же самая надпись, но уже в прочтении слева направо.
бен свиток поселением конца в чтобы
нашу забрали Секаха камня нашу
и месте серебра Иерусалиме шириной вера
завершено пещере мы алтаре сохранить
теперь мы резервуаре великому слава
последний что из и захватчиков
— Знаешь, я должен согласиться с Бэверстоком. Это действительно самая натуральная тарабарщина, — признался Бронсон. — Ты хоть что-нибудь здесь понимаешь?
В ответ Анджела только тяжело вздохнула.
— Ничегошеньки. Однако какой бы шифровальной системой ни пользовался автор этих надписей, она должна быть относительно простая. Я хочу сказать, что в то время просто не существовало чересчур мудреных шифров. Похоже, мы чего-то не замечаем, чего-то вполне очевидного. Единственное, в чем можно быть уверенным: Бэверсток оказался прав насчет Кумрана.
Она показала на два нижних прямоугольника.
— Он сказал, что это слово, Ир-Цадок, может иметь отношение к Кумрану. На арамейском полное наименование этого места звучало как Ир-Цадок Секаха. Как видишь, вторая часть названия присутствует вот здесь, на парижской дощечке. Однако, — она вздохнула, — даже это не имеет особого смысла.
— Почему?
— Именно потому, что на арамейском следует читать текст справа налево, а не наоборот. Слово же Ир-Цадок находится на дощечке слева, а Секаха — справа. Следовательно, если я верно предположила, что в центре куска глины, из которого позже вырезали дощечки, был начертан крест, тогда нам нужно читать сперва надпись на правой дощечке, а потом на левой. В таком случае у нас получается Секаха Ир-Цадок. А это совершенная бессмыслица.
— Да, я понял, — протянул Бронсон и, откинувшись на спинку стула, с наслаждением потянулся. — Слушай, похоже, мы проторчали в четырех стенах весь божий день, безуспешно пытаясь хоть что-то понять. Предлагаю спуститься вниз и перекусить. Думаю, после еды мозги наши прояснятся, и, возможно, нас даже посетит вдохновение.
35
— Говорю тебе, Чарли, мне чертовски повезло, что я выбрался из Марокко целым и невредимым. Я совершенно уверен — если бы этот ублюдок догадался, что я стоял в толпе зевак, он бы прикончил меня на месте.
— И это произошло прямо на улице? — Чарли Хокстон в первый раз слушал рассказ Декстера о том, чему тот стал свидетелем в Рабате. Хокстон встретился со своим агентом в шумном пабе неподалеку от Петуорта, и Декстер как раз только что передал ему купленную у Забари карточку. — Среди бела дня? У всех на виду? — продолжал допытываться Хокстон.
Декстер кивнул.
— Да, это случилось сегодня утром, в начале десятого, и вокруг было полным-полно людей. Но ему было на это совершенно наплевать. Один из его «шестерок» выстрелил Забари в голову, а потом они спокойно сели в машину и уехали. А я взял ноги в руки и помчался в аэропорт. Даже не заскочил в гостиницу, чтобы забрать шмотки.
Хокстон покивал головой и снова перевел взгляд на небольшую карточку, которую он все еще вертел в руках.
— И все, что его интересовало, — это заполучить назад эту вещицу, — словно разговаривая сам с собой, протянул Хокстон. — Это хорошо. Чертовски хорошо.
— Что значит «хорошо»? — не понял Декстер.
— Это значит, что раз убийца твоего Забари так жаждет вернуть дощечку, стало быть, он знает, что она подлинная. Но где же она, черт возьми?
Но Декстеру было плевать на дощечку.
— Чарли, этот тип охрененно опасен. И ему известно мое имя. Может быть, он уже в Англии — ищет меня, а заодно и тебя.
— Я тоже не певчий из хора. Не забывай этого, Декстер.
Декстер посмотрел на собеседника и увидел отчетливо выпирающую слева под одеждой Хокстона наплечную кобуру.
— И что-то я не очень впечатлен этой чертовой карточкой, — бросил Хокстон. — Это изображение ненамного лучше тех, что у нас уже есть. И эта фигня совершенно точно не стоит пятнадцати кусков. Ты что, не мог разорвать сделку, когда увидел это барахло?
— Я пытался, — начал оправдываться Декстер, — но он стал угрожать мне пушкой.
Хокстон недовольно хрюкнул.
— Так, и о чем же, дьявол его задери, рассказывает этот текст? Это копия арамейской надписи?
— Нет-нет, — закачал головой Декстер, — это просто описание, откуда взялась дощечка. Тут написано по-арабски, но я сделал приблизительный перевод.
Хокстон бросил карточку на стол и, взяв у Декстера сложенный лист бумаги, развернул и принялся читать текст на английском.
— Насколько перевод точный? — спросил он.
— Ну, я не могу ручаться — все же мой арабский оставляет желать лучшего. Но, думаю, это достаточно близко к оригиналу.
Хокстон молча уставился в текст.
— Не очень-то это нам поможет, а? — проронил он. — Похоже на описание экспоната в музее.
Декстер согласно кивнул.
— По словам Забари, дощечка была выставлена на обозрение в витрине в одной из гостиных того дома. И в этой же витрине находилась карточка.
Хокстон прочитал вслух первые строчки.
«Старинная глиняная дощечка, обнаруженная на территории Израиля в развалинах Пиратона (греческий Фаратон), на месте которого сейчас находится арабская деревушка Фарата. Надпись на дощечке сделана на арамейском языке, но текст крайне непонятен и значение его до сих пор неясно. Возможно, это только часть надписи».
— Ну и где находился этот Пиратон или Фаратон?
— Я навел справки. Это был небольшой город в местности, которая тогда называлась Самария, недалеко от горы Герицим, примерно в двадцати милях к северу от Иерусалима. Он никогда не играл значительной роли, а сейчас от первоначального поселения практически ничего не сохранилось.
— И как случилось, что дощечка оказалась там?
— А мы не знаем этого наверняка, — ответил Декстер. — Возможно, то, что написано на карточке, просто версия, предназначенная для публики. В конце концов, согласись, было бы странно открыто заявлять, что она украдена из музея. Не забывай, что твоя глиняная дощечка некогда была собственностью музея в Каире, но я готов биться об заклад: ты не сообщаешь такие подробности, когда демонстрируешь эту безделушку своим гостям.
— Не думай, что ты самый умный.
Декстер кивнул на лист бумаги, который Хокстон продолжал держать в руке.
