Покинув университетские стены и окунувшись в утренние лучи солнца, я неожиданно понял, что идти в редакцию не хочется. Я набрал номер на мобильнике, трубку снял Дон Теодор:
— Редакция новостей…
— Привет, Федор, — начал я грустно-усталым голосом. — Что у нас новенького?
— Привет. А ты где?
— Иду в травмапункт, — брякнул я первое, что пришло в голову.
— Черт! Что случилось?
— Пообщался тут неудачно кое с кем. — Я решил выдать ему правдоподобную версию вчерашних событий.
— Это из-за ограбления?
— Ага. Понимаешь, у противоположной стороны появились серьезные возражения по поводу моего расследования, и они вызвали меня на диспут.
— Так. — Дон Теодор перешел на деловой тон. — Помощь нужна?
— Пока нет. Просто скажи там, что я сегодня временно нетрудоспособен: голова после диспута болит. Очень уж аргументы тяжелые оказались.
— Ладно. Отлеживайся, я прикрою.
— Спасибо, Федор!
Конечно, врать нехорошо, но в данном случае грех был невелик. Собственно, писать мне еще было пока не о чем, а сидеть в душном помещении, когда на улице такая изумительная погода, — кощунство! К тому же у меня появилась интересная мысль действительно проверить ближайший травмпункт: не обращался ли кто вчера поздно вечером туда за помощью по поводу сотрясения мозга или перелома ребер? То, что двое из троих моих вчерашних визави серьезно пострадали, я не сомневался.
Травмпункт располагался через два дома от моего. Юная медсестричка — явно практикантка — долго не могла взять в толк, что мне нужно.
— Девушка, посмотрите по журналу, были ли вчера ночью или под утро обращения с травмой головы или ребер?
— Пострадали ваши родственники?
— Какая разница?! Знакомые!.. Ищу их с утра. Дома не появлялись, на работе — тоже…
— Минуточку… Как их фамилии?
— Да откуда я… Не помню я их фамилий! Собутыльники они — Василий Иваныч, Петруха, Анка-пулеметчица…
— Пулеметчица?!.
— В журнал, девушка! Посмотрите в журнал! Неужели так трудно?
Наконец она раскрыла толстенный гроссбух и еще долгую минуту возила лакированным коготком по кривым разноцветным строчкам.
— Да, было два обращения, — гордо заключило это юное создание, окончив поиски. — Шнурков Сергей Петрович, двадцать восемь лет, сотрясение мозга первой-второй степени в результате сильного ушиба лобной части головы о твердый предмет…
Я невольно с уважением покосился на свой кулак.
— …Сычев Геннадий Степанович, двадцать три года, перелом двух левых задних ребер в результате сильного удара твердым предметом, предположительно палки или обрезка трубы…
А это всего лишь мой локоть! Силен ты, Дмитрий Алексеевич! Но «шаман» тебя все же уделал…
— А вы не могли бы выписать их адреса? Я схожу, хоть проведаю болезных…
— Минуточку… Пожалуйста. — Девчушка протянула мне белый квадратик и вдруг добавила совершенно по-взрослому: — И чего вам, мужикам, неймется? Не можете мирно посидеть?..
— Больше не будем, — пробормотал я и поспешно ретировался за дверь.
Надежда была слабая, но я все же прогулялся по указанным адресам. Конечно, никого не нашел, но по второму адресу словоохотливая соседка сообщила, что «этот нехристь все одно появится через день-два».
— Почему вы так уверены? — поинтересовался я.
— Так у него там попугай и черепаха. Кормить-то надо.
— Ну, если он «нехристь», может, и животные ему по барабану?
— Не-ет, Генка — парень дюже сантиментальный. От человека ему угробить — раз плюнуть, а животину — нет.
— М-да, чудны дела Твои, Господи!.. Ладно, завтра зайду.
— Может, передать что? — участливо осведомилась тетка.
— Не надо, — отмахнулся я. — А то еще разволнуется…
«Какой никакой, а улов! Надо будет ракитинских ребят на этого „сантиментального“ бандита напустить», — решил я и отправился гулять по любимому с детства городу. До назначенного рандеву с профессором оставалось еще два часа.
Крюгер явился к музею ровно четыре часа пополудни — как и обещал. Свой имидж «бюргера» он, однако, сменил. Теперь он облачился в светлую летнюю пару, строгую белую рубашку с кремовым воротником-бабочкой и соломенную шляпу. Довершала экстерьер тонкая светлая трость с костяным набалдашником в виде какого-то идола.
Мы встретились на крыльце музея, были подвергнуты тщательной проверке со стороны почти трезвого Шишкина и сопровождены им до директорского кабинета.
— Герр Крюгер, как мне представить вас? — поинтересовался я, взявшись за ручку двери.
— Очень просто, — он молодцевато выпрямился: — профессор истории Дрезденского университета и действительный член Европейской академии наук Ульрих Крюгер.
— Хм, в самом деле, куда уж проще! — не удержался я.
Но профессор, кажется, иронии не понял.
— Я чужд болезни тщеславия, — с гордостью заявил он в ответ.
Мария Сергеевна при нашем появлении расцвела милой улыбкой, процедура представления прошла без запинки, мы расположились в уголке отдыха, под неизменной пальмой (по-моему, этот офисный стандарт — пальма, кресла, столик для кофе — специально тиражируют некие фирмы) и смиренно дождались, пока хозяйка приготовит по чашечке кофе на автомате знаменитой фирмы Braun. На столике как-то незаметно возникла вазочка с печеньем и чашка с медом.
Профессор, откушав медку и пригубив кофе, слегка сомлел, и я понял, что сейчас он мне все расскажет.
— Герр Крюгер, — мягко начал я, — я завлек вас сюда не только, чтобы познакомить с красивейшей и умнейшей из женщин нашего города, но и с тайной надеждой получить от вас помощь в одном очень непростом деле.
Мария Сергеевна очень мило зарделась на мой комплимент и пробормотала:
— Вы преувеличиваете…
— Ничуть, фрау Мария! — вскинулся профессор. — Я с радостью помогу вам в вашем деле, если это в моих силах.
— Разрешите, я изложу суть проблемы? — обратился я к Черных.
— Конечно, конечно, Дмитрий Алексеевич!..
— Итак, герр Крюгер, позавчера наш родной музей был ограблен!
— Какой ужас!..
— Согласен. Тем более что украдены были очень ценные экспонаты выставки «История Сибирского края до эпохи присоединения…»
— Очень интересно! Я как раз собирался посетить эту выставку, как только закончу читать свой курс…
— У вас еще будет такая возможность, но кое-чего вы уже не увидите.
— Что же именно пропало?
— Э-э… скажем так: комплект предметов для прямого общения с богом.
