Я уже писал, что городок Кузнецк не зря так назывался. Здесь располагалось множество кузниц, в которых изготовлялось великое множество полезных вещей — от лемехов и кос до сабель и копий. Между кузнями тут и там дымили небольшие плавильные печи. Но металл при всем при том у татар получался преотличный! Говорили, что виной тому замечательный уголь, коего под местными горами хранится немерено.
В Кузнецкой слободе я приобрел себе прекрасный охотничий нож с костяной рукоятью и легким муаровым рисунком на отполированном лезвии. Приобретя здесь же прочный кожаный чехол, я тут же привесил нож на пояс и ходил весь день, поглаживая то и дело теплую рукоять.
Семен мою покупку одобрил, сам же обзавелся в шорных рядах кожаным кисетом, расшитым красной и синей нитью по местным обычаям.
И вот когда мы уже порядком подустали и намеревались где-нибудь присесть перекусить, за моей спиной вдруг раздался зычный голос:
— Да неужто это Степан Крашенинников?!
Враз обернувшись, я увидел, что к нам, раздвигая толпу могутными плечами, стремительно приближается смутно знакомый мне человек. Но лишь когда он подошел вплотную, я с радостью признал в нем своего двоюродного брата Федора.
— Какими судьбами ты оказался в наших краях? — гудел Федор, обнимая и хлопая меня по спине так, что ребра затрещали.
— Разве ты не слышал о Великой северной экспедиции? — в свою очередь удивился я.
— Слыхал, конечно! В Кузнецке, почитай, месяц тому только и разговоров, что, мол, идет большой отряд ученых людей, самой императрицей отряженных в наш край изучать да описывать. Да ты-то в нем как очутился?
— А мы вот с Семеном помощниками представлены к самому профессору Гмелину Ивану Георгиевичу из Питербурхской Академии, — гордо сообщил я.
— Ну да?! — расхохотался Федор. — Помощники профессора?..
— Ничего смешного в этом я не вижу, сударь, — резко оборвал его Торопчин, гневно сверкая глазами и раздувая ноздри. — И если вам угодно и дальше потешаться над нами, то увольте! Мы вас не знаем!
— Да ладно, Семен, — поспешил вмешаться я, — Федя же это не со зла. Он просто сильно удивлен.
— Точно, братец! Удивлен безмерно, — кивнул Федор и предложил все еще надувшемуся Торопчину: — А давай-ка зайдем вон в тот кабак и выпьем мировую?
Вдвоем мы завели слабо упиравшегося Семена в кабак, оказавшийся на удивление чистым и пристойным. Не в пример питербурхским подобным заведениям. Заказали по чарке хлебного вина и плошку вареного мяса со свеклой и морковью.
За едой и разговорами время пролетело незаметно, и когда я спохватился, мои карманные часы показывали уже пять часов пополудни.
— Извини, брат, — сказал я, — но нам с Семеном еще нужно кое-что прикупить в дорогу.
— А что вы ищите? — поинтересовался Федор.
— Да вот, хотим платье сменить, — пояснил я, — а то жаль кафтаны по лесам да болотам портить. Летом-то просто было: снял верх, да в одних панталонах и рубахе целый день работаешь. А нынче вон сентябрь на носу, ночи совсем холодные идут. Да и днем особого тепла более не будет.
— Да, у нас в Сибири погоды суровые, — кивнул Федор. — Я-то здесь пока наездами бываю, живу-то в Самаре, но могу сказать точно: лучше переоденьтесь-ка вы в местную одёжу. Она и удобнее и потеплее будет ваших кафтанов да панталон. Да и на ногах у вас чего?
— Туфли, разумеется…
— Не пойдет! Эх, помощнички, что бы вы без купца Оникеева делали! Пошли!..
Федор отвел нас в одежные ряды и предложил купить у своего знакомого, местного купца-телеута, по паре длинных домотканых рубах с открывающимся воротом, просторных широких штанов-чембаров, а сверху — по походному шабуру,
[13]
обрезанному выше колен. Потом мы посетили скорняжные ряды и обзавелись добротными одуками,
[14]
подбитыми заячьим мехом и заячьими же круглыми шапками, напоминающими казачьи.
— Вот теперь вы настоящие сибиряки! — радостно похлопал нас Федор по плечам. — Теперь можно и в тайгу идти. Не страшно!.. Хотя я бы поостерегся.
— А в чем дело? — спросил Семен.
— Горит тайга. Нынче совсем мало дождей было, болота повысохли — хоть на телеге катайся.
— Ну, мы-то по воде пойдем, на стругах. Авось не страшно будет.
— Ну, ежели по воде…
Возле трактира мы тепло попрощались с моим братом и отправились докладывать о своих успехах господину Гмелину. Он оценил наши приобретения и распорядился приобрести подобную одежу и обувь остальным членам отряда.
К сожалению, тогда нам больше не довелось повидаться с Федором. Он отбыл с речным караваном на Обь, торговать с кетами и хантами, а мы продолжили готовиться к сплаву по Томе до Томского острога да знакомиться с жизнью местных кузнецких татар.
Но все хорошее, к сожалению, быстро заканчивается. Десять дней покоя, добротной еды и спокойного сна пролетели как ласточки перед грозой. Рано поутру мы погрузились на два струга и отчалили от пристани на простор Томы. Отряд господина Миллера отбыл накануне на пяти подводах и двух колясках…
Еще в Кузнецке наш главный толмач Михаил Яхонтов привел на двор двух коренастых узкоглазых телеутов — Саламата и Торбока, а во Христе — Ивана да Григория. Телеутов определили проводниками. Саламат-Иван отправился с отрядом господина Миллера, а Торбок-Григорий остался с нами. Оба сносно говорили по-русски, но предпочитали помалкивать, пока их не спрашивали.
Наше водное путешествие поначалу развлекало всех. Струги быстро вышли на середину реки, Кузнецк скрылся из виду за поворотом русла, и по обоим берегам подступила первородная вековая тайга. Правда, низкий левый берег до самого окоема покрывал смешанный лес, похожий на обычный среднерусский, где-нибудь под Воронежем или Тулой. Зато правый, крутой и гористый, сплошь зарос огромными елями, пихтами и кедровой сосной, держа в подлеске ильмы, рябину и раскидистые талины по-над самой водой. Красота стояла неописуемая! Бабье лето — в разгаре! Буйство красок — от багряного до бледно-зеленого, от ультрамарина до червонного золота. Немного портили вид изредка попадавшиеся гари. Торбок как-то нехотя подтвердил слова брата Федора, что нынешнее лето было очень жарким, дождей выпало мало и тайга загорелась.
— Она и сейчас горит, — хмуро добавил он.
— Где же? — уточнил я. — Не помешает ли огонь нашему походу?
— Не помешает. Наши камы отогнали айнов и принесли щедрый ясак
[15]
Тенгри.
