– Выворачивание, – возразила Иванна. – Не оболочка и не воронка. Выворачивание. А что у меня со слухом?
– У тебя закладывает уши, – близко и одновременно как бы издалека сказал Давор. – Подыши немного открытым ртом, и все пройдет…
– Мы не сможем, – снова заговорила Иванна после долгой паузы. – Порвется.
– Ах, джана… – вздохнул он. – Смотри…
Мокрая ветка вишни с молодыми глянцевыми листочками мягко ткнулась ей в грудь и изогнулась дугой.
– Дай руку… – сказал Давор.
И она перестала видеть. И в этот момент почувствовала, как центробежная сила прижимает ее к стене – как на детском аттракционе. Только самой стены не было, а вместо нее было что-то похожее на плотный восходящий поток. Потом ощутила, как Давор взял ее руку за запястье и плотно прижал к какой-то поверхности.
– Смотри… – сказал он.
– Я ничего не вижу.
– Открой глаза и увидишь.
Иванна открыла глаза и увидела свою руку, лежащую на мокром стволе вишни. На лицо падали капли дождя, окно на втором этаже было открыто.
Они находились снаружи.
* * *
Зоран смотрел на Санду снизу вверх – он сидел на полу у стены, а она стояла и смотрела в окно, на сосну, не отрываясь.
– А у нас во дворе растет слива, – сказала безо всякой интонации. – Только дерево последнее время болеет.
– Вы давно женаты? – спросил Зоран.
– Всю жизнь. Ему было тридцать пять, мне двадцать пять. Всю жизнь.
Когда все слова произнесены, а имена названы, остается то, что за словами, сказал ему однажды Стефан Кларк. Когда сказаны и услышаны все слова, мир расслаивается, и ты вынужденно выбираешь ту его часть, которая тебе ближе, потому что усидеть на двух стульях невозможно. Физическое присутствие Санды, даже при условии полного ее молчания, уже делало Зорана счастливым – возможно, впервые. Если вообще можно быть счастливым в ситуации, когда ты проигрываешь войну и не сможешь вернуться на несколько дней назад, чтобы все исправить. Он сидел и смотрел на ее тонкие щиколотки, на руку, поправляющую штору, на локоть и запястье.
– Прости меня за то, что я есть, – со вздохом попросил Зоран. – Я не виноват.
Санда посмотрела на него, склонив голову к плечу, а после села рядом на пол и молча положила голову ему на колени.
* * *
Премьеру симфонии Давор назначил на вечер пятого дня фестиваля. Фестивальные площадки во внешнем мире в свою очередь сообщили о приостановке на это время собственных программ, о монтаже больших мультимедийных экранов и развороте мобильных приемо-передающих станций для приема спутникового сигнала. Трансляцию по рекомендации израильского «Амоса» взялся обеспечивать американский спутник «AB-3», имеющий широкое интеррегиональное покрытие, которое захватывало Европу и Америку, включая Западное побережье, и несущие частоты спутника уже с утра доступны были в открытом режиме.
Яна Филатова на повышенных тонах обсуждала со своим инженером, что ему, черт побери, мешает закоммутировать пятый камерный канал, если, к примеру, принести еще один пульт из эфирной аппаратной местной телестудии.
– Это мировая премьера! А четыре камеры не дают нужного объема! – заявила она и, сердито тряхнув длинной черно-красной челкой, удалилась курить в гордом одиночестве.
– Феллини, блин… – пробормотал себе под нос инженер ПТС-ки. – Ей бы взводом командовать…
– Ага, морской пехоты, – охотно поддержал его оператор Сережа, терпеливый бойфренд и будущий счастливый супруг новой звезды информационного телеэкрана. – А на самом деле она – эмо. Нежное и уязвимое существо.
– На самом деле не помешал бы еще кран, – сообщила Яна издалека противным голосом.
– Обратитесь в лигу сексуальных реформ, – посоветовал инженер и тоже в сердцах закурил.
– Вы бы, может, лучше о звуке подумали, – печалился о своем бесконфликтный, но измученный, как и все остальные, звукорежиссер. – А то как не вытянем звук…
– Вытянем, – успокоил его Давор. – Как-то вытянем. Вы только проверьте, пожалуйста, мониторную линию, в прошлый раз были проблемы. Это новая вещь, сыграться толком не успеваем, и мне очень важно, чтобы каждый хорошо слышал свою партию.
Оркестр в количестве тридцати человек рассредоточился по коридорам, гримеркам и холлам драмтеатра с инструментами и партитурой. Алан дремал на банкетке под зеркалами, а на открытой сцене сменяли друг друга юные скрипачи, гитаристы и пианисты Черниговской музыкальной школы. На полянке под афишной тумбой курила группа «Кусты» – исполнители «аутентичного ямайского реггей», местные звезды и лауреаты двух подряд черниговских рок-фестов «Братина» (каждый раз в качестве приза им доставался ящик пива от организаторов).
За эти дни площадь стала местом непрерывной тусовки всевозможного молодняка, в театральном скверике расстилали покрывала и клеенки, устраивали пикники и жгли костры по ночам. Милиция дистанцировалась, мэр пил, не приходя в сознание, люди постарше приходили в основном ближе к вечеру. Невероятно, но врачи и учителя ходили на работу, и Иванна в очередной раз удивилась здоровой инертности и устойчивости социальных институтов, даже обсудила эту тему с Владимиром Тимофеевичем.
Давор стоял неподвижно, прислонившись спиной к театральной колонне, и смотрел куда-то в одну точку, поверх голов. Иванна точно знала, что за прошедшие дни он спал не больше восьми часов, но от амфетаминов, которые раздобыл вездесущий Алан, отказался.
– Не сегодня, – покачал он головой.
Подойдя ближе, Иванна сняла с него темные очки, погладила кончиками пальцев его морщинки под его глазами.
– Ты на каком ресурсе держишься? – спросила.
Давор прикрыл глаза и пристроил голову к ней на плечо.
– Я уже и не знаю, джана. Есть ты, есть они… дети вон всякие.
– Проще сдохнуть! – вдруг в сердцах сказала Иванна.
– Тихо-тихо, – улыбнулся Давор, – это мы всегда успеем…
И она не увидела, а почувствовала его улыбку кожей.
В восемнадцать ноль-ноль телевизионная спутниковая станция имени Яны Филатовой встала в тестовый режим и начала отдавать сигнал на «АВ-3». Пока отдавали картинку пустой сцены с камеры общего плана.
На крыльце драмтеатра группа «Кусты» самозабвенно играла акустику.
– Обратку вижу нормальную, – нехотя отчитался вконец затюканный Яной инженер Дима. – Видишь обратку? Смотри, вот это будет программный монитор, а это – обратка со спутника. Чтобы ты не путалась и не паниковала. Обратка пойдет с задержкой.
– Не делай из меня идиотку! – возмутилась Яна. – Задержка сигнала – три целых и две десятых секунды.
– Молодец, пять, – покивал Дима, – возьми с полки пирожок. А еще лучше возьми в руки микрофон и поговори, а мы протестируем звук.
