* * *
– Ты будешь смеяться, – сказала мне Иванна, – но я поняла, что нам надо в Москву. Нам надо к родителям Маши Булатовой. У нее что-то произошло в семье. И она что-то знала. За это ее и убили. Ничего, что я так туманно изъясняюсь? Мне очень не нравится, что ее и Александра Владимировича истории лежат по касательной к орбите Эккерта. Это меня пугает больше, чем страх смерти за неумеренное любопытство.
В Москве хлопьями падал снег. Настоящим счастьем было выйти на перрон из холодного плацкартного вагона, в который мы сели на станции Рузаевка. Не спасли нас и одеяла в количестве четырех штук, выданные сонной и нетрезвой проводницей, – Иванна проснулась без голоса и с болью в горле, у меня злостно заложило нос, нас обоих знобило, и чувствовали мы себя, как французы под Москвой. Потому что, и утром мы это честно признали, не нужно было отказываться от двух овечьих тулупчиков, которые Люба со Славой настойчиво пытались нам презентовать.
Мы долго отпивались кофе с молоком в каком-то ресторане поблизости от вокзала. После третьей чашки и, главное, после блинчиков с мясом за окном выглянуло солнце, и на душе стало веселее.
– Мама Маши, – сказала Иванна с набитым ртом (у нее уже прорезался голос), – работала в редакции «Литературной газеты». Даже если она там уже и не работает, даже если она, не дай бог, умерла, там ее должны помнить. В таких исторических коллективах всегда застревает пожизненно пара-тройка аксакалов, которые помнят Каверина и Симонова. Обещаю тебе.
В редакции «Литературки», казалось, остановилось время. В воздухе пахло куревом, французскими духами и тепленькими, свежей выпечки гранками, как будто – прямо из-под линотипа. Но, скорее, мое воображение просто подсунуло мне обонятельные ассоциации – в нашем мире больше нет линотипов, они ушли в прошлое, куда-то к динозаврам, на которых были похожи внешне.
За маленьким столиком в коридоре курили две очень пожилые сотрудницы. То есть нам сразу повезло, как если бы мы на первой минуте рыбалки вытащили пятикилограммового леща.
– Аня Булатова? – переспросила одна из аксакалок с янтарным браслетом на сухом запястье. – Конечно! Только она в Австралии.
Я внутренне похолодел, ясно представив себе, что к вечеру мы окажемся в Сиднее. Потому что молодую женщину рядом со мной зовут Иванна. И я теперь точно знаю, чего от нее можно ожидать.
– Нет, Дина, – сказала другая женщина, – в Австралии Аня Славина. А Булатова на Цветном бульваре квартиру продала и переехала к сыну в Староостоженский.
– Зачем продала? – удивилась Дина. – Деньги сейчас есть – завтра нет, а квартиры так дорожают – не дай бог.
Они еще немного поговорили о монетарной политике правительства, о курсе доллара и о льготах участникам войны, а потом вторая, которую, как выяснилось, звали Жанной Васильевной, порывшись в своей пухлой записной книжке, нашла нам телефон.
Иванна позвонила, представилась подругой Маши и, записав адрес, неопределенно покачала головой.
– Как она отреагировала? – спросил я.
– Никак, – пожала плечами Иванна. – Сказала «очень приятно, пожалуйста, подъезжайте». А у меня внутри все сжалось: думала, расстрою человека. Но с другой стороны, времени ведь много прошло…
Честно говоря, я ожидал увидеть если не старушку (ей сейчас могло быть лет шестьдесят с лишним), то пожилую женщину, и даже начал ее как-то себе представлять. Как, собственно, должна выглядеть пенсионерка, потерявшая в свое время взрослую дочь? Но…
– Анна Карловна в тренажерном зале, – сообщила нам совсем юная барышня. Возможно, невестка. Или домработница. Судя по дому, парковке возле него, по подъезду и перспективе апартаментов за спиной барышни, домработница была вполне уместной.
Девушка усадила нас в гостиной и предложила чаю. От чаю мы отказались. От сока и минералки – тоже. А также от сухого вина, джина (с тоником или без) и коньяка. Даже в этой унифицированно-безупречной двухъярусной квартире, в которой явно жили люди с годовым доходом не меньше ста тысяч (долларов, разумеется) в год, не исчез дух московского гостеприимства, в котором главным было – предложить все, что есть, в котором все было «немного чересчур», но зато незабываемо и очень мило. Благодаря этому я помню все свои визиты в Москву – до единого. Когда мы отказались от мате со льдом, я понял, что девушка готова перейти к содержимому холодильника, а мы начинаем выглядеть глупо.
На пункте «китайский листовой чай с хризантемами» Анна Карловна в голубом спортивном трико и с полотенцем на плече буквально слетела со второго этажа на первый. Ее светлая челка была влажной – видно, мадам умывалась на скорую руку. Может, ей было и шестьдесят с лишним лет. Но отсутствие морщин, юный взгляд карих глаз и детская улыбка говорили одновременно и о человеческом феномене, и о выдающихся успехах пластической хирургии.
– Танюлик, ты предложила гостям чаю? – Анна Карловна бросила полотенце на спинку кресла и села рядом с Иванной, скрестив безупречные ноги.
– Да, но… – растерялась Танюлик.
– А морковный фреш? – строго спросила хозяйка. – С тостами?
Иванна легонько толкнула меня локтем, и я понял, что надо соглашаться, потому что это может не кончиться никогда.
– Ну и мне принеси, – сказала Анна Карловна. – И сыру.
– Мой муж погиб, когда Машка была на пятом курсе, – говорила Анна Карловна, поворачивая в пальцах стакан с соком. – Погиб довольно странно. В тот день они оставались с моей мамой и Машкой на даче, а я с маленьким Вовкой была дома, на Цветном. Машка говорит, что они пили чай на веранде, в сумерках, потом Гена спохватился и пошел запирать калитку. Запер и присел возле нее на корточки. Они с бабушкой с веранды зовут – а он сидит. Подбежали, думали, у него сердце прихватило. А у него из груди торчит тонкая, трехгранная, как спортивная сабля, и остро заточенная, как потом оказалось, стальная спица. Калитка была дощатой, и следствие пришло к выводу, что кто-то, находясь снаружи, просунул эту штуку в щель между досками и попал ему прямо в сердце. Скорее всего, так и было.
– У него имелись конкуренты? – спросила Иванна.
– Господи, да у него вся страна была – одни сплошные конкуренты! Тогда, в конце восьмидесятых – начале девяностых, Гена создал компанию, которая стала первым в России лицензированным торговцем ценными бумаги на фондовом рынке. Полный спектр услуг – начиная от скупки акций эмитентов и заканчивая консультированием клиентов. Взлет произошел в течение двух лет. Поэтому, как ни ужасно звучит, я была готова ко всему. А Машка была папиной дочкой, без него на горшок не садилась. Все с ним да с ним, как хвостик. Она обожала его. Так ведь и было за что! У них имелись свои секреты. В общем, когда это случилось, Машка неделю пролежала в бреду с температурой, а очнувшись – бледная была, худая, за стеночки держалась, – заявила: «Я разберусь». Сдала госэкзамены, получила диплом и уехала в монастырь.
Иванна со всех сторон рассматривала свой тост с таким лицом, как будто пыталась вспомнить о его предназначении. Зачем-то посмотрела сквозь него на свет. Спохватилась и положила на тарелочку.
