Когда Ивану исполнилось пятнадцать, его перевезли в другую тюрьму. Везли зимой, глубокой ночью. Тогда он в последний раз успел увидеть снег и глотнуть свежего, морозного воздуха перед там, как навсегда лишиться и того и другого. Арестант Григорий стал узником Шлиссельбургской крепости, а его оставшаяся в Холмогорах семья ничего не знала о мальчике. Иван часто спрашивал тюремщиков, в чем его вина, почему его всю жизнь держат взаперти, но те отвечали, что арестант Григорий – государственный преступник и злоумышлял против императрицы Елизаветы. «Да как же злоумышлял?» – спрашивал Иванушка, не помнивший за собой никаких преступлений, но на его дальнейшие расспросы тюремщики и не думали отвечать. Император Иоанн Антонович, в младенчестве лишившийся трона благодаря цесаревне Елизавете и ее гвардейцам, не должен был ничего знать о себе.
Иванушку держали в тесной комнате с одним-единственным узким оконцем, дневного света он почти не видел, солнце заменяли огарки свечей. Узник почти не отличал ночи от дня, не следил за течением времени. Иванушка жил в зыбком мире видений, которые с лихвой заменяли ему реальность. Разговаривал с матерью, рассказывал ей о каждом прожитом дне, читал Евангелие, представлял себе Иисуса в темнице и жестокосердных римских солдат, надевших на голову Спасителю терновый венец. Иванушке казалось, что эти солдаты похожи на Власьева и Чекина, его тюремщиков, которые всякий раз называли безымянного узника злодеем, но при этом не рассказывали, в чем именно состоят его преступления.
В один из таких дней или ночей – узник давно уже перестал отличать день от ночи – к Ивану вошла редкой красоты женщина в сопровождении представительного вельможи. Рыжеволосая и голубоглазая гостья сразу понравилась узнику, и Иванушка даже не подозревал, что перед ним та самая царица, которая лишила их с матерью свободы и власти.
– Как живется тебе здесь? – с видимым участием спросила гостья.
Иван стал говорить – быстро, горячо, нервно, сбиваясь и начиная снова.
– Плохо мне, – пожаловался он, – ни света, ни солнца не вижу! Мне бы на прогулку – по траве походить или по снегу, а не по темнице этой каменной! Жить хочу, дышать! А здесь тесно и мрачно. Помощи прошу и спасения – ради Христа!
Женщина горько вздохнула и бросила растерянный взгляд на своего спутника.
– Помоги ему, матушка-государыня, – сказал тот, – за границу отправь, как много раз мне обещала…
– Ты, Алеша, жалостлив больно, – резко ответила женщина и сразу изменилась в лице.
Глаза этой странной гостьи, казалось, меняли цвет в зависимости от ее настроения, а в эту минуту потемнели от гнева. Губы дернулись, как от нервного тика, и Иванушка отскочил к стене – так напугала его эта гневная гримаса.
– На прогулку тебя выводить будут, – продолжала между тем женщина. – О чем еще просишь?
– С матушкой хочу повидаться… – Иванушка упал на колени перед красавицей и прижался губами к подолу ее платья. Та отпрянула, как от укуса.
– Умерла твоя матушка, – безжалостно сказала красавица. И добавила еще резче: – Похоронили ее. Не поговорить тебе с ней теперь. Разве что когда к себе призовет…
Иванушка, не поднимаясь с колен, прижал горячие ладони к глазам, потом жалобно, как побитая собака, взглянул на гостью, пытаясь прочитать в ее глазах сострадание, но не нашел ни сострадания, ни жалости. Зато важный и красивый вельможа поднял Иванушку и сказал с подкупающей уверенностью и добротой:
– Не бойся, Иван Антонович, я попрошу за тебя государыню…
– Государыню? – с ужасом и негодованием воскликнул безымянный узник. – Так, значит, это ты у нас с матушкой царство отняла? Ее уморила, а меня в этот каменный мешок бросила – без вины! Накажет тебя за нас Господь, да так накажет, что от боли содрогнешься!
– Я уже наказана, – ничуть не испугавшись, ответила женщина, и ее глаза снова стали голубыми. – Пленница я, такая же, как ты. О прогулках проси, о книгах, о том, чтобы солнечный свет хоть изредка видеть, да есть получше. Более я для тебя ничего сделать не могу.
– Да как же не можешь, матушка-государыня? – изумился ее спутник, но женщина, не сказав больше ни слова, направилась к двери. Утешавший Иванушку вельможа вышел вслед за ней.
После визита рыжеволосой красавицы жизнь арестанта Григория ненадолго изменилась: его несколько раз вывели на прогулку, принесли несколько душеспасительных книг, улучшили ежедневный рацион, но потом все пошло по-старому. Тюремщики выкраивали гроши и без того скудного Иванушкиного содержания, экономили на продуктах. Они не жалели для узника только книг – и Иван читал быстро, жадно, как будто не мог насытиться. Постепенно реальный мир совсем исчез для него и уступил место мифическим людям и событиям. Иванушка вслух беседовал со святыми, жития которых особенно потрясли его: все они, казалось, были рядом и утешали несчастного юношу.
Так прошло много лет, слившихся для арестанта Григория в один бесконечный день (или ночь?). Умерла государыня Елизавета Петровна, которая некогда лишила Ивана Антоновича престола, и с ее смертью срок наказания без вины, отпущенного Иванушке, казалось, стал подходить к концу. У арестанта Григория появилась надежда – смутная, ни на чем не основанная, но тем не менее завладевшая всем его существом. Он стал видеть счастливые сны, предвещавшие освобождение, в которых один, без Власьева и Чекина, шел по только что выпавшему снегу, который когда-то видел в Холмогорах из окошка своей тюрьмы. Иванушке казалось, что совсем скоро он покинет ненавистную крепость, избавится от постоянного надзора тюремщиков, и жизнь его перестанет быть севшим на мель кораблем.
Потом арестант узнал от тюремщиков, что императрицу Елизавету на российском престоле сменил ее племянник Петр Федорович, а еще через год к власти пришла жена нового государя, императрица Екатерина Алексеевна.
Вскоре после воцарения императрицы Екатерины Алексеевны в тихой, скудной, ничем не примечательной жизни арестанта произошло непредвиденное событие, которое показалось Иванушке исполнением надежды, томившей его с недавних пор. В гарнизоне Шлиссельбургской крепости появился новый офицер – ровесник Ивана Антоновича, двадцатитрехлетний Василий Мирович, в недавнем прошлом – подпоручик Смоленского пехотного полка. Первым делом Мирович споил охранников Иванушки – Власьева и Чекина, чтобы без помех поговорить с узником, а потом смутил Иванушку удивительными словами:
– Ваше императорское величество, Иоанн Антонович! – воскликнул он, рухнув на колени перед узником и попытавшись поцеловать ему руку, которую Иванушка тут же испуганно отнял.
Несчастный арестант привык к оскорблениям и издевательствам, а не к подобным проявлениям преданности. Он был даже не изумлен, а испуган: странный офицер внушал ему больший страх, чем Власьев и Чекин. Те охотно морили узника голодом, но и не думали валиться ему в ноги и называть государем.
– Что вы, что вы, Господь с вами! – пролепетал узник, попытавшись поднять безумного офицера с колен и прервать его пылкую и непонятную речь. Но офицер и не думал замолкать. Мирович не пожалел для надзирателей водки, и, по его подсчетам, Власьеву и Чекину предстоял еще не один час хмельного сна.
