— Такого быть не может, я уже несколько дней ничего не ела, — пожаловалась молодая женщина, когда Нора сама занялась ею. Она мыла ее и, по совету капитана, давала ей в качестве лекарства ром.
И лишь ночью преподобный отец Стивенс старательно заботился о своей супруге — у Норы не было ни часа покоя, пока он, шумно дыша, с кряхтениями и стонами старался сделать ребенка своей Рут.
Элиасу, казалось, это абсолютно не мешало, он храпел себе под койкой своей юной жены так, что уже одного этого хватало, чтобы лишить Нору сна.
Элиас Фортнэм легко нашел общий язык с капитаном, боцманом и первым помощником капитана. Мужчины выпивали до поздней ночи, после того как Нора и скромные Стивенсы уходили к себе. Между тем молодая женщина стала даже завидовать мужу: ему удалось отвлечься таким образом. Первый раз в жизни у нее также появилось желание усыпить себя с помощью джина, рома, лауданума, да чего угодно, лишь бы удалось его раздобыть. Или же незаметно подмешать зелья в чай священнику?
А в остальном она все же наслаждалась путешествием по морю. Она не страдала от морской болезни, лишь в первые, очень штормовые дни почувствовала легкое недомогание, которое сразу же прошло, когда Элиас посоветовал ей ни в коем случае не оставаться в каюте. Он рекомендовал ей выйти на палубу и смотреть на горизонт, что Нора и сделала. Она любила находиться под открытым небом и чувствовать ветер, смотреть на волны и наблюдать за матросами во время их работы. Ее особенно привлекало то, как храбро и отчаянно они карабкались на мачты, несшие огромные паруса. Мужчины быстро прониклись к ней доверием и с важным видом объясняли внимательной молодой женщине особенности оснастки корабля. С легким страхом Нора также осмотрела пушки. Да, на борту были пушки. Элиас с большим вниманием отнесся к наличию этих девятифунтовых красавиц, прежде чем заказать места на корабле. Ему была важна обороноспособность парусника, потому что до сих пор пираты активно вели себя в Карибском море и на подходах к нему, и, хотя сейчас не было никакой войны между Англией и Испанией, время от времени стычки на морях все же происходили.
Нора, однако, не хотела думать об этом. Ее гораздо больше занимали киты и дельфины, сопровождавшие корабль. Она была просто в восторге, когда впервые увидела огромный, величиной почти с дом, спинной плавник кита, тогда как Рут Стивенс с испуганным криком удрала в каюту.
Преподобный также испугался, однако рассмешил команду тем, что представил матросам этого кашалота как ту рыбину, которая когда-то проглотила пророка Иону.
— Нет, преподобный, только не этот кит, у него даже нет зубов! — рассмеялся один из матросов, который раньше работал на китобойном судне. — Эта громадина ест только очень маленьких морских животных. Для нас он абсолютно безвреден, если не дразнить его и не приближаться слишком, чтобы не попасть под удар плавника.
На это преподобный Стивенс с гордым видом объяснил, что именно поэтому по воле Божьей Иона попал в желудок кита не-разжеванным. И вообще, если Бог принимает решения о том, что это или иное чудовище должно проглотить того или иного миссионера, то отсутствие жевательного инструмента не является для этого преградой.
Нора рассказала эту историю мужу, и он в тот же вечер развеселил ею мужское общество за столом капитана и с удовольствием чокнулся с офицерами за Иону, за кита и за лиц духовного звания, которые не от мира сего.
Когда корабль, пару дней спустя, приблизился к Канарским островам, и средиземноморская зимняя погода постепенно уступила место температурам более приятным, длительное и частое пребывание Норы на палубе привело к первым осложнениям в жизни молодой семьи. Поначалу, гуляя по палубе, она всегда брала с собой украшенный кружевами зонтик от солнца, но чем дольше длилось путешествие, тем более глупым и смешным казалось здесь, в океане, наряжаться, как на прогулку в парке Святого Джеймса. Сначала Нора перестала надевать юбку с кринолином, что никто, впрочем, не прокомментировал. Миссис Стивенс тоже не носила ее, и вообще, у нее были только простые, скромные платья. Нора не знала, то ли Рут происходит из простой семьи, то ли ее положение жены священника требует отказа от роскоши, но ее одежда ничем не отличалась от одеяний жен рабочих в Ист-Энде. Однако у нее был зонтик от солнца, и она постоянно брала его с собой, как только погода улучшилась. Нора же, наоборот, стала оставлять свой зонтик в каюте. Эта штука мешала ей, когда она наклонялась через поручни, чтобы лучше рассмотреть дельфинов или китов, и ей надо было прилагать усилия, чтобы удержать зонтик, когда дул ветер. В Атлантике господствовал постоянный бриз, и Норе нравилось распускать волосы и чувствовать дуновение ветра на лице. Ее светлая кожа очень быстро загорела на морском воздухе и солнце.
Элиас, казалось, поначалу этого не замечал. Он видел Нору практически только за обедом, который пассажиры съедали вместе с капитаном и его офицерами. В кают-компании для офицеров постоянно царила полутьма, да Элиас, похоже, и не считал свою молодую жену настолько привлекательной, чтобы не спускать с нее глаз. Но однажды он встретил ее на палубе, увидел, что ее волосы развевает ветер, а прекрасное лицо не защищено от солнца.
— Нора, ты в своем уме?! — воскликнул он.
Миссис Фортнэм вздрогнула, когда он так грубо прикрикнул на нее.
— Ты в каком виде тут ходишь? Немедленно возьми зонтик от солнца и шляпу, а лучше уходи с палубы и не появляйся на ней вовсе, как полагается леди!
Нора наморщила лоб.
— Я же не заигрывала с мужчинами! — оскорбленно заявила она.
Действительно, поблизости работали только три матроса, и они были настолько заняты такелажем, что, казалось, не замечали Нору.
Элиас сделал отбрасывающий жест рукой.
— Я очень хочу на это надеяться, — едва сдерживая гнев, заметил он. — Хотя этим я особо не озабочен. Капитан — старый морской волк, и если он заметит кого-то из матросов с одной из вас, баб, он прикажет протащить его под килем
[6]
. Но ты... Боже мой, я же не для того взял себе в жены леди из Англии, чтобы она загорала здесь, словно мулатка!
Нора все еще ошеломленно раздумывала над оскорбительным выражением «бабы». Она не совсем поняла, чего хочет Элиас, но он крепко схватил ее за руку и подтолкнул в направлении каюты.
— Сейчас же иди вниз и сделай что-нибудь со своим лицом. Намажься чем-нибудь отбеливающим или чем там еще, вам это лучше знать, — но чтобы на лице была благородная бледность! И чтоб в Кингстон ты прибыла с внешностью английской леди, а не какой-нибудь негритянки!
Нора, которая во время путешествия не пользовалась зеркалом, только сейчас начала понимать, в чем дело. Она никогда не думала, что благородная бледность, о которой так бережно заботились в Англии, была настолько важна для плантатора с Ямайки, но с тех пор перестала выходить на палубу. Хотя реакцию Элиаса Нора посчитала чрезмерной и оскорбительной, ей, естественно, не хотелось в невыгодном свете бросаться в глаза высшему обществу своей новой родины. Однако при этом она не представляла, как избежать загара, когда под карибским солнцем она будет ходить пешком и ездить на лошади? Во время ее конных и пеших прогулок в парке Святого Джеймса ей не удавалось укрыться от солнца, но для Саймона это не имело никакого значения.
