— Я могу только молить Бога, чтобы они не пошли в полицию. Боюсь, мои враги столько поставили на карту, что не могут допустить поражения. Им тогда выгоднее, удобнее и безопасней убить Аллу. А потом и мою маму… А здешнюю Аллу — ее они сдадут, ее они жалеть не будут.
— Не знаю, — возразила Лидочка. — Возможно, она знает нужных им людей. И этого Геннадия, и других. Ведь их здесь должно быть несколько человек.
— По крайней мере трое. И они уже вошли в расходы. Им нельзя отступать…
Принесли жасминовый чай. Слава замолчал. Когда официантка ушла, Лида сказала:
— Хорошо мы за них рассуждаем. Еще немного, и мы начнем им сочувствовать.
— Я читал где-то, что осужденные на казнь начинают любить своего палача.
— Женщина влюбляется в онколога, — сказала Лидочка.
Слава кивнул.
— Можно я еще закажу? — спросил он виновато.
— Что будете? — спросила Лидочка.
— Что-нибудь мясное. И еще жареной лапши.
Официантка не удивилась. Она кивала и улыбалась.
— Полмиллиона они потребовали заплатить им здесь наличными, — произнес Слава. — Миллион перевести на счет в Швейцарии. Наверное, я не первый и не единственный.
— Вполне возможно, — согласилась Лидочка. — Они действуют как фирма. Одни торгуют тапочками, другие стригут зарубежных миллионеров.
— И какого черта я тогда написал этому… дяде!
— Конечно, лучше бы он был бедняком и оставил бы вам в наследство комнату в общей квартире.
— Называйте это так, — кивнул Слава.
Принесли лапшу. Слава переложил ее к себе на тарелку. Лапша повисала длинными прядями, и Слава подхватывал их губами.
— Меня утешает то, — сказал он, справившись с лапшой, — что мне и Иришке ничего не угрожает.
— Почему?
— Потому что, если со мной что-то случится, они не получат ничего. Деньги завещаны Иришке. Завещание у Питера. О нем никто не знает.
— Вы странный человек, — сказала Лидочка. — Если бы вы спросили меня, что будет с деньгами в случае, простите, вашей неожиданной кончины, я бы предположила, что, живя в Англии, вы завещаете все дочери. Это так естественно — у вас нет вариантов. Как говорят теперь в Москве, однозначно.
— Вы думаете, что Иришке что-то грозит?
— Опять же не нужно быть английским адвокатом, чтобы предположить, что до совершеннолетия вашей дочери назначается опекун. Это ваша мама?
— Мама и Питер. Я назначил двух опекунов.
— Видите, об этом тоже можно догадаться. А это значит, что Иришка не сможет распоряжаться деньгами. Им придется охотиться за вашей мамой.
— Господи, ну что вы говорите!
— Я хочу, чтобы вы стояли на земле.
— Я и так не летаю. У меня крыльев нету.
— Но я заранее отдаю должное вашим врагам. Они и это могли предусмотреть. В самом деле наибольшая опасность грозит вашей маме. Хотя и не такая большая, как можно подумать. Им лучше иметь дело с вами. Мама — фактор неопределенный, непонятный. Если с вами что-то случится, она может выйти из себя и стать неуправляемой.
— Лидочка, ну зачем говорить о моей смерти! — вдруг рассердился Слава. — Ведь смерти нет. Я имею в виду индивидуальную смерть. Мою. Я никогда о ней не узнаю, потому что если есть смерть, то нет меня. И наоборот. Но мне хочется досмотреть этот спектакль.
— В общем, мы договорились: они будут вас беречь.
— Или придумают какую-то гадость, чтобы меня испугать, — добавил Слава.
«Пока что у них есть кого пугать, — подумала Лидочка. — И в первую очередь меня. Наверное, Алла уже донесла своему Геннадию, что есть одна женщина средних лет и обыкновенной внешности, которая слишком много знает.
Странно, когда сидишь здесь, в тихом и слишком чистом китайском ресторанчике, допустить мысль о том, что тебя подстерегают, чтобы столкнуть под поезд. Это невозможно. Это про других, это художественная литература».
— Что же будем делать? — спросил Слава, будто они обсуждали поездку на дачу или покупку нового унитаза.
Он жадно доедал лапшу. У него случился приступ нервного голода.
И в самом деле, в голове царила странная пустота. Что делают люди, когда у них похищают близкого человека? В газетах описывают операции по освобождению заложников: автоматчики штурмуют автобус, из которого вываливается труп террориста, в романах хитроумный герой заманивает бандитов в ловушку, и они остаются и без чемоданчика, и без жертвы. Но здесь полное бессилие.
— Может, я позвоню в Москву? — спросила Лидочка.
— Зачем?
— Попрошу мужа поговорить со знакомым следователем.
— Ваш муж — Шерлок Холмс? — В голосе Славы прозвучала горькая ирония. — В лучшем случае он их встревожит, и они примут меры… В худшем — одним заложником или трупом будет больше. Выкиньте из головы такую мысль.
Лидочка почувствовала некоторое облегчение.
— Я уже жалею, что вас втянул в это дело, — сказал Слава.
— Это не вы втянули.
— Начал я, когда пригласил вас переводчицей. С этого момента вы уже стали участницей… А потом Иришка. Иришка не могла не рассказать. Я же понимаю, как она здесь одинока. Вряд ли она может поделиться этим со своим мальчиком. А так… Вы не думайте, Лида, я перебрал все возможные и невозможные варианты. И местную полицию, и даже попытку взять в заложницы здешнюю Аллу…
— Как так?
— А просто так: запереть ее и сказать, что мы ее убьем, если они не освободят настоящую Аллу.
— Но вы же противостоите людям без совести, которые умеют убивать…
— Я согласен, согласен… К тому же я понимаю, что они могут пожертвовать Аллой. Не только моей, но и своей.
Лидочка расплатилась с официанткой. Ради этого та оторвалась от миски с супом, который она ела за соседним столиком. Лидочка со Славой вышли на улицу.
Было уже темно. Разноцветно и уютно горели витрины, на площадке перед пабом стояли столики, за одним нестройно пели пожилые люди.
— Все-таки я думаю, она доложила своему начальству, что вы в курсе наших дел, — сказал Слава. — Может быть, вам уехать?
— Вам этого хочется?
— Ни в коем случае! Если вы останетесь, мне будет чуть-чуть спокойнее за Иришку. Мои родственники — не помощники. Они так перепугались. А вам Иришка доверяет.
— Не думаю, что мне что-то грозит, — ответила Лидочка, хотя в ее словах была доля бравады. Конечно, ей было страшно. И еще страшнее от собственного одиночества. Люди, среди которых она оказалась и беды которых ее затронули, были ей не очень интересны и приятны. В другой ситуации она уехала бы отсюда и забыла о них через три дня. Теперь же неизвестно, за какие грехи она должна нести на себе бремя их беды и делить с ними опасность, обрушившуюся на разбогатевших обывателей.
