Взгляд Лидочки, прослеживая струйку крови, скользнул с кровати на пол — неровные округлые пятна вереницей тянулись к двери. Как много крови! Неужели в человеке столько крови?
Лидочка, не отдавая себе отчета, пошла к двери, чтобы увидеть, куда ее приведет след.
Капли крови, несколько уменьшившись, привели Лидочку к лестнице.
На площадке она увидела кровавую размазню — словно кто-то вытирал вымазанные в крови подошвы о верхнюю ступеньку лестницы.
Лидочка спускалась по лестнице, стараясь не наступить на кровь…
Внизу в дверях своей комнаты стояла Валентина и в ужасе смотрела на то, как спускается Лидочка. И смотрела она ей под ноги, повторяя ее взгляд.
— Кровь, — сказала она. — Василек, подь сюда. Да иди ты! Кровь…
Василий вышел из комнаты и присел на корточки под лестницей, касаясь пола большим круглым животом. Он потрогал пятнышко указательным пальцем.
Лидочка не смела ступить дальше. Она перегнулась через перила и смотрела в сторону столовой и кабинета Славы, ожидая увидеть кровь и там.
Она думала: «Странно, как же я могла не заметить? Я же проходила здесь, и не раз. Может, ее вынесли, пока мы были в столовой? Пока ели эту проклятую овсянку?»
— Высохла уже, — сказал Василий.
Валентина помогла ему подняться. И, словно подслушав Лидочкины мысли, сказала:
— Мы-то снизу ходили, а ты сверху спустилась — как же ты не заметила?
— Сама не понимаю, — сказала Лидочка. — Наверное, под ноги не смотрела.
Она чувствовала себя виноватой.
Василий побрел к входной двери, нагнувшись и принюхиваясь, как старый, с одышкой, пес.
— Куда ж они ее поволокли? — спросил он сам у себя. — Наверное, их машина ждала.
Надо было немедленно вызывать полицию, поднимать шум. Но ни Кошки, ни Лидочка об этом совершенно искренне не думали — не хотели. И каковы бы ни были причины, все трое в глубине души надеялись, что кровь в спальне и на лестнице означает, что Алла больше не вернется. Что бы с ней ни случилось, обратно она не вернется. И наступит свобода. К тому же исчезновение Аллы было не совсем смертью — уходом. И Аллу воспринимали не совсем как человека, а как зловещую функцию — преступную узурпаторшу.
Впрочем, в тот момент об этом никто не задумывался. Василий дошел до входной двери и открыл ее.
Валентина вдруг вспомнила — словно посмотрела американский детективный сериал:
— За ручку не хватай! Отпечатки смажешь!
— Так Иришка уже ходила… И они.
Лидочка смотрела, как Василий открывает входную дверь, осторожно выглядывает наружу, словно те могут его поджидать. На улицу он не вышел. Василий обернулся и сказал:
— Так, снаружи не видать. Но если на дорожке, то надо вылазить. А соседи увидят — чего я ползаю вокруг?
— Иди домой, — приказала Валентина.
Василий прикрыл дверь.
— Кто это мог сделать? — спросила Лидочка вслух.
— Как кто? — даже рассердилась Валентина. — На тебя мы не думаем. Иришка — дивчинка еще, дитя малое. Мы с Васильком друг за дружкой смотрим. А они перепились, думают — вот дело плохо. А от кого им избавиться надо? От этой стервы! От нее. А то она попадется, всех заложит.
В ее словах был здравый смысл.
— Их теперь рядышком надо искать, в одно место сброшены, — сказал Василий, имея в виду и Славу, и словно возвращаясь в мыслях к трагедии в целом, а не к ее условному завершению.
Надо поглядеть в машине Славы, вдруг догадалась Лидочка. Они могли ее использовать.
— Я пойду посмотрю машину, — сказала она. — Где ключи, как вы думаете?
— Иришка знает.
— Я ей позвоню. Как звонить к Ричардсонам?
Валентина посмотрела на нее светлым карим взором.
— Та мы ж не звонили, — сообщила она, как малому неразумному ребенку. — Зачем нам звонить?
— Все равно надо сказать Иришке. Я схожу к Ричардсонам.
— А если она сама? — задумчиво спросил Василий.
— Ты кого имеешь в виду? — не поняла Валентина.
Лидочку иногда забавляло то, что в беседах между собой Кошки незаметно переходили на вполне пристойный русский язык. У нее вообще было сильное подозрение, что подавляющее большинство украинцев, особенно в городах, придя домой и сняв свитку и шаровары, переходят на русский язык, куда как более понятный и привычный.
— Я про Аллу, — сказал Василий. — Может, у нее из носа текло? Или зашиблась?
— Сомнительно, — покачала головой Лидочка. — Столько крови…
— Я наверх схожу, — предложила Валентина. — Погляжу, как там… Вы-то видали, а я не видала. Я только ночью думала, как бы чего не случилось.
— Почему?
— Ну когда там бегали, ясное дело!
Валентина направилась наверх. Лидочка спросила вслед:
— Кто бегал?
— Кому надо, тот и бегал, — огрызнулась Валентина.
Словно проговорилась, а теперь старается оговорку скрыть за незначащими словами.
— Ковер-то испортила Алла твоя. Ковер, говорю, испортила. А ведь такой фунтов двенадцать за ярд продают, а она испортила. Ну хоть бы платок взяла, если из носа текло.
Валентина скрылась в комнате на площадке второго этажа. Василий тяжело дышал рядом с Лидочкой. Он был попроще жены, и поэтому Лидочка, терзаемая сомнениями и уверенная в том, что Кошки что-то от нее скрывают, обратилась к нему:
— А что ночью было?
— Когда?
— Ночью. Вы говорите, ходили?
— Лидок, я те ничего не говорил, — ответил Василий. — Я тебе молчал.
— Ужас, — сказала сверху Валентина. — Ну просто ужас. И простынки тоже нет.
«Заметила и связала два исчезновения», — подумала Лидочка.
— Я все слышала, — сказала Валентина трезво и уверенно. — Я слыхала, как ты моего Василька допрашивала. Не надо этого делать. Ты здесь какая-никакая, но чужая, квартирантка. А мы с Васильком ей родные. Если мы что слышали или видели, тебе лучше не знать. И ты, Василий, учти и языком не размахивай, небось не знамя.
— Я не думала, что у вас есть секреты, — сказала Лидочка.
— Секреты есть у всех, — отрезала Валентина.
Она спускалась со второго этажа, балансируя, как балерина, расставив пухлые руки, — боялась наступить на кровавое пятно.
— Секреты есть у всех, — повторила она, становясь напротив Лидочки. — Но Иришку ты не трожь, она и так сирота.
— Я не трогаю Иришку, — ответила Лидочка.
— А зачем машину хочешь смотреть? — спросил догадливый Василий. — Думаешь, там тоже кровь найдешь?
