— Честно говоря, мне это не кажется… нет, так быть не может!
— Вы просто гоните от себя неприятные мысли, — сказал Толик. — Это бывает с интеллигенцией. Вы думаете о том, о чем удобно думать. А мы, сыщики, думаем, как полезно для следствия. Чувствуете разницу?
— Ладно, — сказала Лидочка. Она была расстроена. — Вот мои показания. Мне на электричку надо.
— Успеете на электричку, — сказал Толик. — Сейчас как раз перерыв до тринадцати сорока. Мне же надо прочитать, потом мы с вами подпишем ваши показания. Время есть…
— Хорошо, — сказала Лидочка.
— Да перестаньте вы изображать из себя несчастную доносчицу! — вдруг рассердился Толик. — Может быть, в первый раз в жизни сделали правильное дело, помогли правоохранительным органам в борьбе с преступностью. И уже в кусты! Вы, я чувствую, были бы рады сейчас свою картинку разорвать. А картинка даже с художественной точки зрения отличная. Я целый год в изокружке занимался, потом меня футбол отвлек. Но помню и понимаю, как трудно живого человека рисовать.
Оформление бумаг заняло еще несколько минут. Потом, отпуская Лидочку и взяв предварительно телефон и адрес Даши Корф, Толик сказал:
— Если будут еще угрожающие звонки, советую вам сказать правду.
— Какую правду?
— Такую, что описание субъекта и даже его портрет переданы вами в милицию. Так что он опоздал со своими предупреждениями.
— Но мне страшно…
— Нет, вам не страшно, вы просто еще не поняли, — сказал Толик. — Ведь она к вам его привела, чтобы проверить, запомнили вы его или нет, узнаете его в новой одежде или так просто… надеялась, что не узнаете. А когда вы его узнали, то началось давление. Все элементарно. Давление — это чисто психическая атака. Смысл в атаке пропадает после того, как враги залегли, не добежав до наших позиций. Чего вас пугать, если уже поздно? Лучше уйти на дно, как подводная лодка, и позывных не передавать.
— А вдруг он захочет отомстить?
— Насмотрелись фильмов про мафию! Не до вас ему — он помчится на Северный полюс, как только я вашу Дашу вызову и допрошу.
— А может, она его не знает.
— Не знает? Ее счастье. Только я в это не верю.
— Она будет отпираться.
— А мы проверим. У бабушек. У каждого подъезда бабушки сидят, а они обожают, скажу я вам, оказывать помощь нашей родной милиции. И вообще вам пора на поезд собираться, а то потом снова полтора часа электрички не будет. Спасибо за содействие.
— Вы мне позвоните?
— Обязательно.
— Нет, в самом деле?
— Позвоню, позвоню! Бегите на электричку.
По дороге домой Лидочка собиралась позвонить Даше и предупредить ее о визите Толика. Она мучилась, стараясь понять, лояльна ли она к Даше.
Звонить она не стала. И поехала не домой, а в фотолабораторию, где Борис обещал сделать отпечатки. Если, конечно, не запьет.
Борис не запил. Это было большим облегчением.
Лидочка поехала бы еще и по другим делам, но жара достала ее — ощущение, какая ты потная, несчастная, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами, было отвратительно. Нет, сначала все это надо смыть.
И Лидочка поехала домой, стараясь не прижимать к себе большой пакет с отпечатками.
— Это правда? — спросила Даша, позвонив Лидочке тем же вечером. Голос у нее был осуждающим, как голос Савонаролы или прокурора Вышинского.
— Вы о чем? — осторожно ответила вопросом на вопрос Лидочка.
Она не ожидала такой оперативности Толика. Оказывается, он не зря подался в Шерлоки Холмсы.
— А я о том, — заявил голос Вышинского, — что только что от нас ушел ваш друг капитан Голицын. Или это поручик Голицын?
— Анатолий Васильевич? Но я всего три часа назад была у него.
— И поделились с ним множеством интересных наблюдений, — сказала Даша.
— Неужели он приехал искать толстяка?
— Он заявился с вашим дрянным рисунком! — сердилась Даша. — И нет того, чтобы спросить у меня, так он показал его бабкам у подъезда. Вы же знаете, они готовы упрятать в тюрьму половину России.
— И бабки его узнали?
— Кого узнали?
— Молодого человека, который мне дважды позировал!
— Их показания ничего не значат. Но, как назло, мама пришла домой раньше меня. И этот Анатолий Васильевич показал картинку сначала ей…
— И она его тоже узнала?
— Разумеется! Ее же не предупредили!
— Значит, моя картинка не такая уж и плохая, — сказала Лидочка, — бабуси узнали, мама узнала.
— Мама в таком состоянии, что вы не имеете права ее беспокоить!
— Значит, теперь только вы не знаете этого молодого человека?
— Почему вы так решили?
— Да мы с вами только вчера на него из окна смотрели. И вы тогда его не узнали.
— С тех пор многое что изменилось.
— Тогда расскажите мне, Даша, что он за явление такое! А то получается, что все уже в курсе дела, только мне никто ничего не рассказывает.
— Я не для этого вам позвонила!
— А для чего?
— Чтобы высказать вам свое презрение. Я не выношу доносчиков!
— На кого же я донесла?
Даша, конспиратор не лучшей школы, тут же попалась:
— На кого? На Руслана!
— Вот и познакомились.
— Я вам ничего не говорила.
— Вы мне вообще ничего не говорили. Приходится действовать без вашей помощи. Подождите, не фырчите, как львица. Представьте себе мое положение: сначала, перед смертью Сергея, я вижу этого Руслана возле дачи, и он спрашивает, как пройти на Школьную улицу. Проходит день, и я вижу его под моим окном. Притом что я знаю — некто с громадными ножищами влезал ночью в дом к Сергею. Вы убеждены, что я доносчица?
— Разумеется, убеждена!
— Кто из вас придумал испытать мою зрительную память?
— Руслан. Я с самого начала думала, что он зря рискует. Он сказал, что если в будущем поднимется разговор, то он сможет сказать: как же, как же, я видел эту женщину, она стояла в окне на втором этаже, когда я проходил по переулку. Он меня уверял, что на даче вы его не запомнили. А в черных очках никогда не узнаете.
— И вы меня подманили к окну?
— Не подманила, вы сами подошли.
— Такая конспирация обеспечила бы вам почетное место в партии большевиков.
— Не смейтесь, этот Анатолий Васильевич увез Руслана с собой. Они его бить будут.
— Ничего не понимаю. Как Анатолию это удалось совершить?
