Мои размышлению были прерваны слишком громким для библиотеки разговором двух девиц:
— Ой, а ты к Колбаскину на вечеринку идешь? — проговорила одна, манерно растягивая слоги.
— Ой, Дашечка, ну ты странная какая! — так же жеманно ответила вторая. — Ну конечно иду. Он мне сам позвонил и пригласил, между прочим!
— Ах, так? — пронзительно взвизгнула первая. — Он, значит, тебе теперь звонит? А меня, значит, в игнор посылает? — ее голос постепенно становился похож на скрип несмазанной двери.
— Ну почему же сразу в игнор-то, Господи! — всплеснула руками Дашечка. — Он мне сказал: «И Наташе обязательно передай, что я вас обеих жду» Понятно тебе, дурында? О-бе-их!
— Ну конечно, но только звонил-то он тебе, а меня значит просто за компанию, как бедную родственницу, так что ли?
Как ни была я занята моими Фишером и Флешером, а знакомую фамилию все же уловила. Нехорошо, конечно, подслушивать, но девицы, казалось, сами вовсю старались, чтобы окружающие против своего желания уловили их разговор.
— Ну вот, какая ты ду-у-у-урочка, Наташа! — пропела Дашечка. — А ведь в прошлый раз он тебе звонил и меня через тебя приглашал, а я же ничего не сказала! А ты обижаешься, прямо губки надула!
— Да я не обижаюсь! — оскорблено запищала та, которую звали Наташей.
Юноша, сидевший впереди нее, недовольно обернулся и выразил взглядом все то, что пока еще не решался сказать. Девушки хихикнули и перешли на настоящий шепот. Теперь до меня долетали только обрывки фраз: «…а еще там Настя будет… Хи-хи-хи!.. Может споют… Как что? У него бретонский вечер, ты что дурочка?… А он мне знаешь что сказал?…» Через какое-то время я снова стала рассеянно пролистывать «Переводы Библии на малые языки Европы», как вдруг из трескотни шерочки с машерочкой выскочила фраза: «А еще он собрался там что-то по-бретонски читать, представляешь? У него там Библия…»
Я ослышалась? Так бывает, когда закапываешься в какую-то тему и слышишь везде только то, что хочешь узнать… Я снова прислушалась к их шепотов, но кроме «Хи-хи, ду-у-урочка!» так ничего и не услышала. Как быть? Подойти и спросить их про Колбаскина? Уточнить, не ослышалась ли я? Но это будет выглядеть ужасно глупо: подходит к ним незнакомая женщина и спрашивает: «Девушки, а не тот ли это Мишка Кобаскин, который с Димочкой дружит? Здрасьте, я ваша тетя Рита!» Но оставить все как есть? А вдруг они и в самом деле говорили про ту самую Библию? Нет, наверное, все же нет… А может быть речь идет о бесстыдно похищенной Рыжиком Библии? Кто знает, а вдруг этот самый Рыжик и загадочный Кобаскин — лучшие друзья? А может, это вообще одно и то же лицо…Тогда Колбаскина тоже надо опасаться.
Кстати, при таком раскладе все выглядело вполне стройно и логично: кельтанутым тусовщикам нужна была бретонская Библия для каких-то их неведомых целей, и, возможно, в отличие от питерских охотников за раритетами им совершенно не требовалась «моя» старинная рукопись. Но как сформулировать вопрос девушкам? Как заговорить с этой эксцентричной парочкой? Как всегда, поставив перед собой проблему, я атаковала собственную персону массой дополнительных вопросов, и теряла время зря. И снова — хотела как лучше, а получилось как всегда! Девицы встали из-за стола и удалились, не переставая щебетать, а я так и осталась при своем бретонском интересе. Оставалось лишь переключиться на мысли о том, кто же такой этот С. Флешер и каким образом ему стали известны подробности судьбы искомого манускрипта.
39
Домой я шла, уже не обращая внимания на красоты остатков старой Москвы. Мне начинало казаться, что я медленно, но бесповоротно схожу с ума. Мне везде мерещилось одно и то же. Преподавание, научная работа, друзья и вообще все, что когда-то интересовало меня, — все это куда-то исчезло, оставив место для одной идеи, большой и навязчивой — НАЙТИ КНИГУ, чего бы это ни стоило. Кажется, впервые в жизни я не управляла своими мыслями. Они сами текли куда-то, а я не могла за ними угнаться. Мое видение — юная Маргарита, прижимающая к себе список, который она собирается передать заезжему священнику — снова появилось перед глазами, мелькнуло и пропало. Да, пора прощаться с Институтом этнографии и перемещаться в Институт имени Сербского.
Я начинала сомневаться в том, что являюсь самою собою. По крайней мере, на меня, М. С. Надежкину, все это было совершенно непохоже. Мне всегда пеняли на то, что у меня мало чувств, одни мысли, и что женщине так не положено. И я всегда гордилась тем, что чувства меня слушаются, и мысли беспрекословно подчиняются мне. С чувствами все было в порядке, а вот мысли… Они будто взбунтовались!
Я пыталась собрать их, не дать им разбежаться, как вдруг увидела приближающийся ко мне знакомый силуэт. И тут же непослушные мысли испугано сбились в кучку где-то в районе левого виска, который болезненно заныл.
— Маргарита! Вы? — Рыжик стоял, растерянно раскинув руки, будто сам не знал, как это так вышло, что мы случайно повстречались. Хотя понятно было, что он снова меня выследил. Кроме нас на извилистой улице, резко поднимающейся вверх, не было ни души. Но почему-то я не подумала о том, что этот человек мог меня снова толкнуть на асфальт, покалечить, ограбить или убить. Я просто разозлилась на него и как это теперь принято говорить, «наехала». «Наезд», правда, получился вполне в моем духе, беспомощно-интеллигентский:
— Да как это?! Вы… Как вообще это называется? После того, что вы со мной сделали? Так вот запросто подходите и здороваетесь, как ни в чем не бывало?
Рыжик ухватил мою руку и поцеловал через перчатку.
— Маргарита, я все объясню. Я понимаю, что это было очень неприятно, но… если бы я вовремя не вырвал у вас эту книгу, то… В общем, это было очень опасно.
— Что было опасно?
— То, что вы сделали. Вам сложно поверить в это, но я… сейчас все-все объясню. И прошу вас, пожалуйста… Прекратите поиски. За этой книгой и так охотится слишком много народу.
— Стоп! — по-учительски четко сказала я, и для убедительности остановилась. — Объясните мне четко и внятно, о чем идет речь. Кто и за чем охотится? При чем тут я? И почему вы считаете, что если бы вы не украли у меня книгу, то со мной бы случилось что-то еще?
Рыжик вздохнул.
— Вы не хуже меня знаете, о чем речь.
— Хуже. Поэтому и прошу объяснить.
— Мои мысли вдруг снова пришли в боевую готовность и стройными рядами ринулись на собеседника. — Во-первых, объясните причину вашего поступка на Красных воротах. Вы могли подойти ко мне и объяснить, что творится. Могли бы поспросить у меня эту книгу. Но не сделали этого. Во-вторых, я вижу, что вам от меня еще что-то надо, но вы свои намерения скрываете. Пока не узнаю, чего вы от меня хотите, разговор продолжать не буду. А в-третьих… Когда получу разъяснения по первым двум пунктам, скажу, что в-третьих.
Рыжик как-то странно, сочувственно на меня посмотрел и неожиданно галантно подхватил меня под руку.
— Я понял, — доверительно сообщил он мне, — что вы действительно не понимаете, в какую историю вмешиваетесь. И насколько все это серьезно.
