– Акулина! Милая Акулина! Радость моя!..
Лиза старалась от него освободиться.
– Mais laissez-moi donc, monsieur! Mais etes-vous fou, – повторяла она, отворачиваясь.
– Акулина, счастье мое, Акулина! – теряя голову, говорил Алексей, целуя ее руки и падая на колени.
Мисс Жаксон не знала, что и подумать.
В эту минуту дверь отворилась и вошел Григорий Иванович.
Все замерли, как были.
– Ага! – радостно сказал Муромский. – Да у вас, кажется, дело совсем уже слажено…
И в этот миг Лиза опустилась на колени рядом с Алексеем.
– Благословите, батюшка!.. Мы давно любим друг друга.
– Сейчас… сейчас, – заметался Григорий Иванович, бросаясь в боковые покои. – Образ несите! – донесся его крик.
Стоя на коленях, Лиза и Алексей держались за руки и не могли насмотреться друг на друга.
Мисс Жаксон, неожиданно обнаружив светлую и ясную улыбку, осенила влюбленных англиканским крестным знамением.
Григорий Иванович вернулся с образом Христа. Держа икону перед собой в воздетых высоко руках, он сказал, и губы у него задрожали:
– Господь с вами, детушки мои родимые… Будьте счастливы, любите друг друга! Ибо сказано: «Плодитесь и размножайтесь»…
Лизавета и Алексей склонили головы, Григорий Иванович торжественно перекрестил их иконой.
Молодые взглянули друг на друга, и Алексей потянулся губами к Лизе-Акулине, нареченной своей невесте.
1992
Песнь торжествующей любви
История для кино по мотивам одноименной повести И. С. Тургенева
Бледные летние сумерки спускались на Дворцовую площадь. Приближалась таинственная минута прихода белой ночи с ее особой прозрачностью и объемностью, когда каждая тень и каждый звук живут своей частной жизнью и полны смысла и значения.
В Петербурге гуляли. Гуляли в трактирах и питейных заведениях, в гостиницах и ресторанах, во дворцах, на Островах. Гуляли и в Зимнем, во внутреннем летнем саду, за прикрытыми коваными воротами. Зеваки из народа группками стояли поодаль, глядя на освещенный проем ворот, за которыми разыгрывалось волшебное действо.
Оттуда доносилось:
– Карету Великого князя Сергея Александровича!
Цокали копыта лошадей, карета подъезжала к дверям, и через несколько секунд выезжала из освещенного двора на площадь – блистающая, парящая, со счастливым бородатым лицом кучера, сидящего на верхотуре.
– Экипаж княгини Бекетовой!
И выезжал экипаж с лакированными дверцами, за которыми в пене кружев виднелось оживленное лицо молодой княгини и позументы офицера, сжимающего маленькую ладонь в своих руках.
– Авто фрейлины двора Его Императорского Величества Валерии!
Открытый автомобиль с шофером в огромных очках и черных перчатках с раструбами подкатил к дворцовым дверям. Из них вышла молодая стройная женщина в кожаных галифе, длинном пиджаке и кожаном шлеме. Шофер распахнул дверцу и помог ей сесть в авто. Женщина надела автомобильные защитные очки, и авто мягко тронулось.
Когда автомобиль проезжал мимо зевак, последние испуганно крестились.
Мягко покачиваясь на шинах, авто выехало на Мойку и повернуло к Конюшенной. Вода масляно перекатывалось под мостами, черные удилища рыболовов на фоне бледного неба застыли в ожидании клева, а в воздухе был разлит какой-то неясный звук, будто нечаянно задетая струна, затихая, тянет и тянет свою тревожную ноту.
Валерия сидела прямо и глядела перед собою. Так же строг и торжествен был ее шофер в кожаных крагах.
Спас-на-крови, Екатерининский, нищие с провалами вместо глаз, целующиеся парочки в сени Михайловского, пьяный матрос с бескозыркой в руке – все это проплывало мимо, будто во сне.
Недвижимо было лицо Валерии.
Где-то заиграла шарманка. Золотые морды грифонов, державших висячий Банковский мост, выплыли из сумрака и скрылись в нем. Юродивый увязался за автомобилем, громко бормоча:
– Антихристовы спицы! Истинно так! Царевну-лягушку везут! Истинно говорю!
И отстал.
Как вдруг все звуки разом оборвались. Валерия повернула лицо и встретилась взглядом – внезапно, будто с разбегу налетела на стенку – с лицом господина лет тридцати пяти, лицом смуглым, с усами и бородкой, с длинной шевелюрой и слегка раскосыми глазами.
Он стоял у ограды канала и смотрел на Валерию столь пронзительным взглядом, что она отшатнулась и, повернувшись к шоферу, воскликнула:
– Ну что же так медленно, Георгий! Быстрее! Быстрее!
Авто рванулось вперед и исчезло за поворотом.
Незнакомый господин проводил его глазами, по лицу его скользнула усмешка. Рядом с ним стоял низкорослый азиатский человек с длинными висячими усами и абсолютно непроницаемым взглядом.
Авто мчалось по загородному шоссе в направлении к востоку, где уже рождалась новая заря.
Валерия сняла очки и кожаный шлем. Ее волосы развевались на ветру, она задыхалась от встречного ветра. На лице отражалось смятение. Смуглое лицо с бородкой, встретившееся ей по пути, напоминало о себе, всплывая в памяти.
Авто въехало в ворота богатого особняка, прятавшегося в парке. Валерия вышла из автомобиля и быстрым шагом пошла по аллее к дому, где светилось единственное окно.
Слуга открыл ей дверь, она вошла в полутемный холл. Дверь во внутренние апартаменты отворилась, и навстречу Валерии вышел ее муж Иннокентий – молодой, но уже начавший полнеть мужчина в роскошном китайском халате. Он поспешил к жене и заключил ее в объятия.
– Ты припозднилась, дорогая… Александра Федоровна удержу не знает. А был ли граф Кутайсов? – спрашивал он жену, в то время как она, спрятавшись у него на груди, молча поглаживала рукою блестящие шелковые цветы на халате мужа.
– Да что с тобой? – удивился он, отстраняя ее.
– Устала, – улыбнулась она, поднимая лицо. – А Кутайсов был, конечно, и опять волочился за Нинель Соколицыной, а та опять делала все возможное, чтобы ее муж это заметил, а Соколицын лишь делал вид, что ревнует, а сам подволакивался за Соней… Скучно, Иннокентий!
– Лера, мне дела нет, за кем волочился Кутайсов! – воскликнул Иннокентий. – Он проиграл мне месяц назад семьсот рублей и не едет. Я думал, он приболел, а он, оказывается, на балах… на балах…
Говоря это, Иннокентий уже вел под руку жену вглубь квартиры. Они миновали просторную гостиную и оказались в спальне с застекленными дверями, выходившими в сад. За окном в саду горели газовые фонари, шевелились ветви деревьев, отбрасывая на дорожки узорчатые тени, белели в темноте садовые скульптуры.
Валерия выглядела уже успокоенной привычным семейным уютом и заботливостью мужа. Она на ходу скинула пиджак и, подхватив пеньюар, удалилась в ванную комнату.
