– Вообще-то можно и обойтись. Я ради принципа, – ответил Дмитрий.
Выбор был богатый: Штаты, Франция, Израиль… Но Биков выбрал Касальянку. Здесь сразу давали должность министра и жилье, вдобавок его друг, поэт-авангардист, эмигрировавший в Касальянку два года назад, написал ему, что житье райское и чертовски духовное.
– А он по какой статье сидел, этот друг? – спросила Пенкина.
– Он не сидел. Его сажать абсолютно не за что. Он ничего никогда не делал. Только стихи писал из точек и запятых.
– Значит, просто наркоман, – решила она.
– Чего вы все привязались! – взвился Биков. – Почему наркотики? В Касальянке колония добра и света, а вы про наркотики. Я наркотиков в глаза не видел.
– А Интерпол видел. И наши ребята видели. С той же эмблемой, что на вашем флаге.
– Странно, – задумался Биков. – Как же коммюнике писать? Про добро и свет или про наркотики?
– А на фига нам это коммюнике?
– Точно! Лучше любовь! – воспрянул Биков и полез на стол.
Ольга оправила юбку.
– Нет. Любви тоже не будет.
Опечаленный Биков подошел к окну и поднял жалюзи. За окном двигалась процессия солдат-метисов. Они несли министров домой за руки и за ноги. Впереди трое несли огромного министра обороны, следом тащили его начальника штаба, далее транспортировали бесчувственных гостей Вадима и Ивана, потом всех остальных, включая старенького министра торговли.
Все были пьяны в хлам.
– Банкет удался! – сказал Биков, и тут в дверь постучали.
Он открыл. На пороге стоял капрал и четверка солдат. Ни слова не говоря, двое солдат подхватили Бикова и понесли прочь. Оставшиеся двое взялись за Ольгу.
– Я не пил! – орал Биков. – Я коммюнике составлял! Пустите!
– У нас приказ: отнести членов кабинета и гостей в деревню, – сказал капрал по-испански.
Биков затих и только беззвучно и ненормативно матерился, глядя в бездонное небо над Касальянкой.
Глава 6
Правительственная деревня
Утром проснулись и обнаружили себя в двух соседних коттеджах, а точнее, дачных летних домиках. У каждого было по комнатке со всем необходимым: койка, стол, стул, тумбочка. Обстановка лагеря улучшенного режима.
Кстати, проснулись от того, что за окном свистал соловьем Биков. Свежий, как огурец. Будто не было вчера никакого коммюнике.
Ольга распахнула окно.
– Чего тебе? – не слишком любезно спросила она.
– Экскурсия в программе. Перес велел показать деревню и познакомить с членами кабинета.
– Так они ж вчера знакомились.
– Никто ничего про вчера не помнит. С утра надо знакомиться, – резонно возразил Биков.
Офицеры привели себя в порядок, то есть побрились и глотнули по сто граммов из бутылки Заблудского, которую тот украл вчера со стола на полном автопилоте, и вышли на свежий воздух.
В сельве ухали какаду. Где-то вдали перекликались гамадрилы.
Биков повел гостей по деревне.
Вся она состояла из однотипных дачных домиков, живописно разбросанных между деревьями. К дверям каждого домика были прикреплены таблички «Министерство юстиции», «Министерство самолетостроения», «Министерство сельского хозяйства» и тому подобные. После вчерашнего банкета министры находились на своих рабочих местах и приводили себя в порядок кто чем.
– …А здесь – министерство торговли, – указал на коттедж Дмитрий. – Министр – бывший директор овощебазы. Проворовался, получил восемь лет с конфискацией, посидел, попал под амнистию, эмигрировал… Очень толковый специалист.
Он постучал в дверь. На пороге появился пожилой печальный еврей в лапсердаке.
– Здравствуйте, Илья Захарыч, – сказал Биков, пожимая ему руку. – Знакомлю гостей, так сказать…
– Охотно отвечу на ваши вопросы, – сказал старик.
– Как идет торговля? – тут же спросила Ольга.
– Я не торгую. В Касальянке нет ни одного магазина, – скорбно сказал старик.
– А с другими странами?
– Это спросите в министерстве внешней торговли. Второй поворот направо, – указал он.
– А как же население? Жители? – не унималась Ольга.
– Все распределяет Яков Вениаминыч. Ну, а мне спокойней. Не проворуешься, отчетность упрощается… Впрочем, у меня есть маленькая лавочка. Для души, – сказал он таинственно, делая приглашающие знаки.
Ольга вошла в коттедж первой, за нею Вадим и Иван. Остальные не поместились, толпились в дверях.
Старик указал на миниатюрный прилавок с витриной, зашел за него, надел черные нарукавники.
– У вас какая валюта? – спросил он.
Интерполовцы переглянулись.
– У меня есть три франка, Исидора дала, – сказала Ольга.
– Прекрасно! – просиял старик. – По официальному курсу это соответствует тридцати бабкам. У нас деньги называются бабками, это Перес ввел… Давайте я вам обменяю.
Он отсчитал Ольге шесть бумажек по пять бабок. На каждой был портрет Переса.
– А теперь – покупайте, покупайте! Я уступлю, – старик засуетился, заулыбался – видно, давно не занимался профессией.
Ольга склонилась над витриной.
– Так. Мне, пожалуйста, зубную пасту, щетку, мыло…
– Оля, сигарет, – жалобно попросил Иван.
– И сигарет. Вот этих. Две пачки.
– Двадцать восемь бабок. У вас еще две бабки, – сказал старик.
– Попридержи, – распорядился Иван. – Пригодятся.
Они поблагодарили старика, вышли из министерства и тут же поспешно закурили. Биков благодушно наблюдал за ними, он был некурящий.
Прошли мимо министерства обороны, где, судя по звукам, банкет еще продолжался, но как-то тяжело, угрюмо. Все время что-то падало – то тело, то посуда. Туда не пошли.
– Почему Перес назначил военным министром Федора, а не Максима? – спросил Вадим. – Максим явно интеллигентней.
При этом покосился на Ивана. Но Иван тонкостью не отличался, пропустил мимо ушей.
– Федор суворовское училище кончал, – пояснил Биков.
Алексей Заблудский бочком-бочком отделился от компании и исчез в густых зарослях тропических кустарников.
Он пошел наугад, что-то выискивая. Наконец продрался через колючки и вышел к домику, на котором было написано «Министерство финансов», а чуть ниже рукописное объявление: «Рубли на бабки не меняем!»
Алексей взошел на крыльцо, постучал в дверь, роясь в кармане куртки левой рукой.
– Войдите! – раздался голос изнутри.
Заблудский вытащил из кармана деньги – гонорар чилийской сборной – и решительно вошел в министерство. Из всех интерполовцев он один был при деньгах, почему и отделился от товарищей в надежде потихоньку поменять валюту.
