Сама изба-читальня являла собой вполне современную постройку, в которой черты русского стиля использовались лишь в качестве декора: петушок на коньке крыши да резные ставенки на окнах.
Внутри находились три зала – читальный, конференц-зал и компьютерный.
Увидев новенькие «Макинтоши», оснащенные принтерами и сканерами, Биков заплакал.
– Ну просто спасу нет! – растроганно выругался он. – Мы у себя в редакции два года просим… Я в «Лексиконе» работаю! – вдруг агрессивно и малопонятно воскликнул он, и тут же к нему подскочил официант с подносом, на котором стояли дымящиеся чашечки чая.
Биков выпил и присмирел.
Объяснения новоприбывшим, которые на этот раз были в полном составе, включая министра по особым поручениям, давал староста народной деревни Олег Григорьевич Брусилов – как позже выяснилось, заслуженный артист республики, бывший баритон Мариинки и по совместительству известный целитель-травник. А также внук знаменитого генерала, героя первой мировой.
Он был комплекции канцлера Коля – такой же осанистый, источающий мощь и доброжелательность.
– «Маки» нам поставила фирма «Эппл» по просьбе Якова Вениаминовича, – объяснял он плохо понимавшим женщинам. – Теперь мы в Интернете, смотрим Россию он-лайн.
Ольга и Исидора кивали с глубокомысленным выражением на лицах. Биков же так часто поминал Спасителя, что просто-таки удивлял своею набожностью.
Максим задержался в читальном зале и со страстью бывшего литературоведа перелистывал антикварные издания.
Зал между тем наполнялся местной интеллигенцией, хотя это слово вряд ли было уместно в деревне, где все были интеллигентами. Публика была одета по моде начала века: стоячие воротнички у мужчин, широкие длинные платья у женщин. Официанты разносили на подносиках чай, как бы аперитив к предстоящему генеральному чаепитию. Как потом объяснили, градус просветленности был у него пониже, чем у основного напитка, который уже готовили к подаче за огромным овальной формы столом, стоявшим посреди конференц-зала.
Наконец канцлер, то есть староста, пригласил всех к столу. Сам сел во главе на резном стуле, отдаленно напоминавшем трон; по правую руку от него уселся отец Василий в рясе, а по левую – субтильный господин с усиками, смокинг на котором странно топорщился, будто был с чужого плеча. Это был Антон Муравчик, временный представитель Президента в народной деревне, министр по чрезвычайным ситуациям.
Все представители Президента в деревне были временными и назначались на месяц, пока действовал срок антиалкогольной кодировки.
Больше чем на месяц ни одного министра закодировать не удалось – проверено практикой, – а то, что ситуация действительно была чрезвычайной, не более чем совпадение.
Гостей рассадили порознь, между хозяев. Биков сам выбрал соседку – роскошную молодую женщину с распущенными по спине волосами, незамужнюю художницу-анималистку, как он предварительно выяснил. Ее открытые плечи и полуоткрытая грудь чрезвычайно взволновали Бикова. Она так увлеченно рассказывала ему в паузах о кошечках и гамадрилах, которых она рисует, что Биков тут же влюбился, причем, благодаря чаю, влюбился возвышенно и крепко.
Пенкина устроилась с диктофоном неподалеку от начальства, за нею ухаживал офицер в морской форме – списанный из подводного флота за увлечение уфологией капитан-лейтенант. Исидору окружали двое лиц кавказской национальности из Кабардино-Балкарии, бывшие танцоры кабардинки и балкарки, ныне лучшие чаеводы Касальянки.
Внесли дымящиеся самовары и водрузили на стол вместе с заварными фарфоровыми чайничками. Разнесшийся по залу аромат, подобно фимиаму, настроил всех на ностальгическую ноту.
– Начнем, господа, – объявил Брусилов, поднимая чашку с чаем. – Я хотел бы выпить эту чашечку «фигни» за наших гостей из России. Фиг с ними и фиг с нами!
– Фиг с ними и фиг с нами! – повторил отец Василий, тоже поднимая чашку.
– Ни фига себе… – пробормотал удивленный этим тостом Биков.
Все чинно выпили.
– По просьбе гостей я расскажу немного о нашей колонии, – продолжал бывший баритон, увидев, что Пенкина настроила свой диктофон. – Нас пока немного, меньше тысячи выходцев из России, но я смею утверждать, что здесь собрались лучшие, духовные ее представители. Мы верим, что отсюда начнется ее возрождение…
И далее он рассказал об основах государственности Касальянки, введенных Пересом в качестве модели для будущей России. Эта государственность покоилась на отделении власти от народа. Контакты между ними были сведены к минимуму. Многокилометровые заросли сельвы отделяли народную деревню от правительственной. Политика в народе была объявлена вне закона. Никто никого не избирал и не мог быть избранным. Член общества, под любым предлогом пожелавший власти – даже ради высоких целей – тут же изгонялся из деревни.
– Правда, пока нашелся только один такой, – сказал Брусилов. – Некто Платон Молочаев, двойной диссидент.
– Почему двойной? – спросила Ольга.
– Потому что он враждует и с правительством, и с народом.
Между народом и правительством существовали простые товарные отношения. Каждый член колонии выращивал «фигню», занимался на свой вкус селекцией и сдавал продукт на приемный пункт представителю Президента, за что получал нужные ему товары – от строительных материалов, мебели и одежды до продуктов питания.
Курс «фигни» по отношению к бабкам, имеющим хождение в правительственной деревне, регулировался Президентом. В настоящее время за сто граммов «фигни» можно было получить товара на пятьсот семьдесят бабок.
В свободное от возделывания плантаций время жители Касальянки занимались исключительно трудами духовными: писали стихи и симфонии, изучали небесные объекты, в том числе и неопознанные, издавали малыми тиражами газеты и журналы, ставили спектакли, снимали фильмы, но более всего изучали историю России и философию.
Никто из них не знал, сколько и каких министерств существует в республике, каким образом меняется правительство и что вообще происходит в коридорах власти. Они имели самое смутное представление об этих коридорах.
– Вы не представляете, насколько это экономит духовную энергию народа! – сказал Брусилов.
К этому моменту уже было выпито по три чашки «фигни», поэтому даже политизированный Биков согласился.
– Но зачем же в таком случае государство? – подал голос молчавший дотоле Максим.
– Связь с внешним миром, торговля, международные отношения. Точнее, внешняя политика, потому что по культуре мы контактируем сами…
– Я что-то не понимаю… – упорствовал Максим.
Он, как и положено министру, чая не пил, грыз сухари с корицей, запивая их минералкой. Потому проявлял неуступчивость.
– Не понимаете? – Брусилов сделал знак, и официант включил телевизор, укрепленный высоко на кронштейне.
Экран вспыхнул, и присутствовавшие увидели, что идет программа «Сегодня».
