– Как сажает… – восхищенно прошептал он. – Как классно сажает… Гаденыш… Мне бы так сажать.
У кабинки справочного бюро в немом молчании застыла огромная толпа пассажиров. Новости передавались по цепочке от деревенской старушки, которая так и дежурила у окошка с просунутой в него головой, и далее по залу, как волны.
Надя в кабинке рассказывала, старушка изредка поворачивалась к толпе и передавала свое резюме.
– Говорит: добрый, – и снова головой в окошко.
– Добрый… добрый… добрый… – зашелестело в толпе.
– Говорит: двое детей. Жена – инженер.
– Двое детей… инженер… жена… – пошло кругами.
И снова напряженное ожидание.
– Говорит: честный. Без обману.
– Честный… обману… честный…
Последовала долгая пауза, во время которой тишина достигла такой степени, что стало слышно, как мяучит где-то кот.
– Говорит: не пьет! – радостно сообщила старуха.
В толпе разнесся гул не то одобрения, не то изумления.
– Спроси, бабуля, порядок будет или нет?
Старушка сунула голову в окошко и тут же вынырнула.
– Порядок любит! – одобрительно передала она.
– Любит… любит… любит… – передавалось по цепочке.
– Пошли, Георгий, все понятно, – кивнул грузин своему приятелю, и они начали выбираться из густой толпы. Люди смыкались за ними.
А чуть поодаль, в тех же креслах, но теперь развернутых лицом к залу, чтобы можно было видеть толпу у справочной, сидели те же, знакомые нам, интеллигентный старик, румяный интеллигент и производственник, который по-прежнему дремал, надвинув шапку на глаза.
– Луневу я не завидую, – сказал старик. – Принимать такое хозяйство. Тут нужно сперва все сломать, а потом строить заново.
– Не согласен с вами, Максим Петрович, – возразил молодой. – В сущности, требуется только одно: твердо сказать, как обстоит истинное положение вещей. Лунева поддержат. Пассажиры полны энтузиазма.
– А служащие аэропорта? Они привыкли к тому, что самолеты не летают. Им так удобнее. Они уже потеряли квалификацию… Да и пассажиры ваши… – с сомнением сказал старик.
– Есть молодые силы. Надо выдвигать их.
– Сказать просто… Хозяйство большое, его сразу не повернуть. Боюсь, неразберихи только прибавится.
– Вы скептик, Максим Петрович.
– Я просто больше вас жил, Андрей Константинович.
– И все же что-то должно произойти.
– Иркутский рейс до сих пор стоит… – как бы невзначай заметил старик, обернувшись на окно.
– А вы видели, как много сегодня прибыло рейсов?
– Видел… Принять рейсы – не штука. Надобно их отправить.
– Все зависит от руководства! – убежденно сказал молодой.
– Ничего от руководства не зависит, – покачал головой старик. – Вы говорите, что Лунев деловой, умный, порядочный человек. Вполне допускаю. Допускаю также, что в первый месяц что-то изменится. На энтузиазме… А потом все вернется на круги своя. Вот увидите.
– Давайте встретимся здесь через год, – предложил молодой.
– Если доживу…
Раздалось объявление:
– «Товарищи пассажиры! Произвел посадку рейс 4675 из Махачкалы. К пассажирам большая просьба: помогите разгрузить багаж. В аэропорту не укомплектована бригада грузчиков. Желающих прошу собраться у выхода на перрон».
– Ну, вот вам и перемены, – сказал старик – Скоро объявят, что не укомплектованы экипажи и попросят пассажиров самих управлять самолетами…
– По крайней мере, это будет честно! – сказал интеллигент.
– А по-моему, лучше бы укомплектовали бригаду грузчиков, – не сдавался старик.
Производственник сдвинул шапку на затылок, привстал, осмотрел собеседников.
– Хватит болтать. Пошли грузить, – сказал он.
Он поднялся с кресла и направился к выходу на перрон. Старик и молодой, переглянувшись, последовали за ним.
В кабинете Горохова горела настольная лампа. Петр Герасимович сидел за столом, ящики были выдвинуты. Он доставал папки, сортировал их, кидал ненужные бумаги в корзину. Там уже был огромный ворох.
Он нажал на клавишу селектора.
– Боря, зайди ко мне, – сказал в микрофон.
Петр Герасимович подошел к окну. На аэродром спустились сумерки. Было заметно оживление на летном поле, где стояли несколько самолетов. Горели фары заправщиков, раздавался гул. Горохов смотрел долго, как бы прощаясь со всем этим.
Неслышно появился Чиненков.
– Звали?
– Это ты, Боря… – Горохов обернулся. – Вот такие дела…
– Знаю, – сухо сказал Чиненков.
– Остаешься за меня. Я тебя рекомендую Луневу.
– А вы, Петр Герасимович?
– Я свое оттрубил. Пора на покой… Надо дело в надежные руки передать.
– У меня ненадежные, – оказал Чиненков.
– В каком смысле?
– Как вы – я могу работать, Петр Герасимович, Как Лунев – не могу.
– Ничего, пообвыкнешь. Сдерживать его будешь. А то он больно горяч. Захочет все сразу… Кота нашли?
– Нашли, – соврал Чиненков.
– И то слава богу. Где был?
– В ресторане.
– А чего там народ на поле делает? – спросил Горохов, указывая за окно.
– Грузят. Перешли на самообслуживание.
– Стоит лишь на секунду отвлечься – и сразу… черт знает что… – вздохнул Горохов. – Ну, я пошел… – он пожал Чиненкову руку – Смотри, чтобы до Лунева рейсы не выпускали. Он придет – пусть сам разбирается.
Тяжело ступая, он вышел из кабинета.
Чиненков подошел к столу, сел, как бы примериваясь, расставил локти. Потом откинулся на спинку стула и вдруг судорожно, болезненно захохотал.
На поле аэродрома, в свете прожекторов, разгружали и загружали самолеты. Длинные цепочки пассажиров выстроились от багажников к аэровокзалу. По цепочкам передавались чемоданы, тюки, рюкзаки.
Работали старик с молодым интеллигентом. В цепочке стоял и Туркин. У ног его была корзинка для кота.
К цепочке подъехала служебная машина. Из нее выглянул человек в форме..
– Товарищи! Кто умеет заправлять лайнер «ИЛ-86»? – обратился он к толпе.
Пассажиры приостановили работу.
Производственник подошел к машине.
– Что я вам говорил, – оказал старик, передавая молодому человеку чемодан.
– Ну и что! И ничего особенного, – упрямо возразил тот, тяжело дыша.
