Никто не нашелся что сказать. Закончив ужин, гости перешли из столовой в гостиную для проведения спиритического сеанса.
* * *
Легкий столик, подходящий для столоверчения, разместили в центре комнаты и расселись вокруг него.
Верхний свет погасили; в комнате зажгли свечи, поставив их на камин, и еще не погасло пламя в самом камине.
Лицо госпожи Алимовой, сидящей напротив огня, озарилось дрожащими оранжево-красными всполохами. На столе перед ней положили стопку чистой бумаги и карандаши.
Чтобы войти в транс, медиум свесила голову на грудь и начала раскачиваться из стороны в сторону, как бодливая коза, которая раздумывает — куда бы сподручнее ударить рогами.
— М-о-о-о-м-м-м-м-м! О-о-о-о-о-о-мммм! — завывала госпожа Алимова.
Протянув птичьи лапы, она схватила своих соседей справа и слева от себя — господина Фролова и литератора Л. за руки. Остальные за столиком тоже взялись за руки.
— Духи… Духи умерших… Духи живших в прежние времена… Кто-из-вас-присутствует-здесь-с-нами? — нараспев вопрошала госпожа Алимова. — Отзовитесь! Если есть в этой комнате духи, согласные говорить с живыми, — подайте сигнал, стукните один раз. О-о-о-о-м-м-м-м! М-о-о-о-м-м-м-м-м!
Поначалу ничего не происходило. Гости исподтишка переглядывались, стараясь подсмотреть друг за другом — не смеется ли кто и все ли держат руки на виду?
Неожиданно раздался резкий деревянный стук. Всеобщее «ах!» пронеслось по комнате. Одна из четырех свечей на камине погасла. Столик качнулся, и два карандаша скатились по его гладкой поверхности на пол.
Саша вцепилась в руки матери и господина Фролова. От страха у нее перехватило дыхание.
Алимова, еще ниже опустив голову, глухо произнесла:
— Дух, говори со мной. Будешь ли ты отвечать на вопросы? Дай ответ.
Громкий стук; столик тряхнуло снова.
Алимова подняла голову, и вздох ужаса вырвался у присутствующих: глаза медиума закатились под лоб, только белки поблескивали в темноте, отражая пламя свечей.
— Назови свое имя, дух!
Темная птичья лапа, увитая браслетами, скользнула вперед, схватила карандаш и криво начертала на листе бумаги печатными буквами:
— А… В… Р… А… А… М…
* * *
Погода испортилась; дождь, сеясь мелкой мокрой пылью, за несколько часов размочил землю, и к вечеру дорога раскисла, коричневая топкая жижа затопила колеи.
— Может, не ходить сегодня, а, Авраам Нифонтович? — спросил приказчик Харитон, заталкивая тяжелую воротину торгового склада, чтобы затворить его.
Авраам Тучков, могучий кряжистый купец, владелец доходной лесостроительной торговли, вышел из-под навеса. Огладив бороду, глянул на небо, на дорогу.
— Нет, — вздохнул купец. — Куму твердо обещался. Ему завтра задаток за землю платить, он от меня денег ждет. Не могу кума подвести.
— По такой топи-то, да в ночь… Может, хоть Андрюху с собой прихватим?
— Экий ты, Харитон, боязливый.
— Опасаюсь я…
— А я опасаюсь, что склад без охраны раскрадут или того хуже — запалят. Народишко-то знаешь, какой лихой… Так что пущай Андрюха с Васильем останутся и доглядывают по очереди. А мы с тобой вдвоем смотаемся. Кум нас приютит, так что возвращаться сегодня не станем.
Но как ни торопились они — выплаты наемным рабочим, подсчеты дневной выручки, да короткие сборы все-таки задержали. Вышли Харитон с Авраамом Нифонтовичем затемно.
Шли медленно, оскальзываясь на глинистой дороге. Под ногами чавкало и хлюпало. Харитон неудачно оступился в луже и зачерпнул сапогом воды.
— Ах ты, дьявол!
Тучков рассердился:
— Не поминай к ночи.
Харитон перекрестился, сплюнул через левое плечо.
— Хорошо, хоть мост теперь есть. В такую погоду на лодке переправляться — с ног до головы измокнешь, — подбодрил своего спутника купец.
Харитон ухмыльнулся.
— С этого-то моста у нас и лес в три цены идет.
— Что да, то да, — согласился Тучков. Мост через Малую Неву Авраам Нифонтович сам построил — дешево, из собственного леса, спрямив тем самым путь городских застройщиков к своему строительному складу. Остальным негоциантам теперь только облизываться оставалось, завидуя предприимчивости купца и, главное, — его барышам. — Надо вот еще дорогу замостить — и тогда весь город у меня покупать станет, а не у Кирьянова со Свешниковым.
— Хорошо бы, — пробормотал Харитон, хлюпая по тягучему грязному месиву дороги. — Может, тогда ноги по грязи бить перестанем. К тому же на ночь глядя…
— Чего ворчишь там? — не расслышал купец.
— Да так, ничего, — осклабился Харитон кривозубой ухмылкой. — Туман, гляжу, у реки.
Спустившись к берегу, вышли к плашкоутному мосту. Деревянные столбы у причала торчали из молочно-белой пелены, окутавшей уже всю поверхность воды — как будто висели в воздухе. Если б не они, путники легко могли бы промахнуться и не обнаружить мост, несмотря даже на то, что он располагался всего в пяти шагах от дороги.
Впрочем, уже и дорога пропала. Синеватые клочья тумана вылезли из реки и взбирались вверх по холму, слизывая придорожные заросли кустарника, растворяя во мгле кривые черные елки.
Теперь, даже если и захотели бы путешественники возвратиться с половины пути обратно — им пришлось бы здорово потрудиться, чтобы отыскать направление.
Харитон вздрогнул. Только дрожал он не от озноба, не оттого, что вымок. Дурное предчувствие охватило его. Купец же ощутил внезапную слабость в ногах — будто они сами отказывались нести своего хозяина дальше.
Но идти было надо.
Они вступили на мост. Стук шагов по деревянному настилу показался обоим слишком громким. Они шли, продвигаясь все глубже в обступающую со всех сторон мутную мглу. Туман сгущался.
За два шага уже не было ничего видно — ни впереди, ни позади, ни справа, ни слева. Мост, выстроенный с размахом, позволял свободно разъехаться двум повозкам: путники ступали по середине его и не видели перил.
Только негромкий плеск воды подсказывал, в какой стороне река.
«Хоть бы кто навстречу попался», — надеялся Тучков, шагая по мосту.
Харитон, напротив, молился про себя, не желая никого встретить. Он резонно полагал, что в лихой ночной час на приятное знакомство рассчитывать напрасно.
Вдруг оба путника услышали, как где-то неподалеку стукнули весла, и раздался плеск воды.
— Чуешь? — спросил купец.
Харитон, испуганно тараща глаза, покачал головой. Глянул вниз и прошептал:
— Мост плывет.
У Тучкова закружилась голова. Мучительное чувство, что под ногами плывет, заставляло его то и дело сглатывать от подступавшей тошноты.
