Милиционеры, однако, впечатлительностью не отличались. Оба они подошли ближе и по очереди заглянули в дыру под паркетом.
— Однако! — присвистнул один из них.
В темном пространстве под паркетной доской загадочно поблескивала вместительная коробка из тусклого металла.
Крышку этой коробки удерживали два массивных винта, очень большого размера и сильно ржавые. Головку одного Биддер уже спилил. Другой винт он сумел выкрутить почти до половины.
— Любопытненько! — сказал милиционер — тот, что постарше.
Подобрав брошенный Биддером разводной ключ, он протянул его технику Цветкову.
— Ну-ка, юноша…
Техник схватил ключ, наложил на головку винта и с видимым усилием повернул. Винт шел туго, но все же поддавался.
— Босяки. Голодранцы, — с ненавистью сказал Биддер, угрюмо дергая носом. — Вы не имеете права. Это сокровища моего отца! Он завещал их мне. У меня есть бумаги…
— Бумаги у нас у самих навалом, — спокойно ответил милиционер. — А хорошо, господин иностранец, вы по-русски говорите! Так быстро у нас наблатыкались или сами из… бывших? Может, поделитесь автобиографией?
Биддер не отвечал, злобно посверкивая глазами. Зрачок его правого глаза сузился как у кошки, а левый, наоборот, расширился и закрасил почти всю радужку черным. Вера старалась не смотреть в это жуткое лицо — такой нечеловеческой злобой оно пылало.
В комнате повисла напряженная тишина, прерываемая только усиленным пыхтением техника Цветкова. Гипнотическое мерцание Биддеровых глаз выводило Верочку из себя. Она с ума сходила от беспокойства, чувствуя — теперь-то непременно что-то должно стрястись…
И стряслось.
Еще как стряслось!
Едва последний винт, удерживающий железную коробку, со скрипом двинулся с места, что-то ухнуло, загрохотало, и все здание гостиницы содрогнулось. С первого этажа, где размещался гостиничный ресторан, раздались вопли ужаса и крики о помощи.
Людям показалось, что рушится дом, что случилось землетрясение или началась третья мировая война. Посетители ресторана вопили, бежали, в панике переворачивая столы с фарфоровой посудой.
В клубах пыли из разверзшихся хлябей потолочной штукатурки с расписного потолка слетела старинная бронзовая люстра с 612 подвесками из муранского стекла. Она накрыла собой столик на четырех человек, стоявший в центре зала.
Стекло, разбитое, как мечта, мелкими брызгами расплескалось по ресторану, оросив все поверхности.
По счастью, люди под удар не попали — центральный столик под люстрой как раз зарезервировали для каких-то важных персон.
Но все, кто ужинал тем вечером в ресторане, перепугались до крайности.
Чудом никого не задело и не поранило.
Проклятые винты, которые неделю терзал и старательно откручивал сын белогвардейца и, как впоследствии оказалось, — бывший власовец Биддер, удерживали вовсе не крышку сокровищницы, а стержни, на которых крепилась гигантская люстра.
Вероятнее всего, сам «темный гость» Биддер ничего об этом не знал — на то он, в общем-то, и темный.
Куда увели его милиционеры и какие новые приключения в Стране Советов довелось этому негодяю пережить — никто не знает.
Во всяком случае, в «Европейской» его больше не видели.
Возможно, до сих пор где-то в стенах или полах этой гостиницы скрывается ценный клад, припрятанный бежавшим от революции богачом.
Но тот, кто загорится идеей его отыскать, — пусть руководствуется не одними лишь темными хищническими инстинктами. Ибо всегда есть опасность пострадать от недостачи необходимых винтиков.
ЗЕРКАЛО
Станция метро и железнодорожная платформа «Удельная»
— Ну как? Сегодня с уловом, флибустьер? — спросил, смахивая крошки с усов, дед Костя. Он жевал пирожок с капустой и зорко оглядывал ряды Уделки, словно боялся пропустить какое-то важное дипломатическое лицо, которое ему поручили встречать тут, в гуще фланирующей публики.
Пашка Ветлугин коротко глянул на дедовы усы и отвернулся. Барахолка близилась к концу, а день, похоже, выдался пустым, и это не добавляло «флибустьеру» веселья.
Из улова попался было Пашке старинный альбом в бархатном переплете, с фотографиями. Пожелтелые, хрустящие снимки и солидные дагерротипии на картоне, выцветшие, полуслепые. На черно-белых изображениях люди чопорные, как манекены в дорогих магазинах. Пашка долго рассматривал застывшие лица — а вдруг кто-то известный попадется, писатель или поэт? Да пусть хотя бы похожий на кого-то…
Но тетка-владелица заломила такую цену, что Пашка в альбоме немедленно разочаровался.
Весь день Ветлугин бродил по рядам, разглядывая товар, выложенный без стеснения на импровизированных прилавках — газетках, картонках, покрывалах, ящиках и раскладушках.
Всматривался, разглядывая в подробностях какой-нибудь странный пустяк вроде клоуна в колпаке — яркую игрушку из папье-маше, раритет сталинской эпохи. Или мельхиоровый веничек начала века для сбивания пунша в рюмке. Или замысловатый медный ключ от потерянного давным-давно замка неизвестной конструкции.
Иной человек, завидев такое, удивился бы: на что ж могут подобные штуки сгодиться? Разве какой-нибудь Вечный странник-Старьевщик, языческий Бог удачного случая, сеятель хлама и покровитель барахольщиков всего мира, мог бы ответить на этот вопрос. Вот только бескорыстно с этой тайной он не расстался бы…
Пашка Ветлугин рассматривал Уделку — блошку, маргинальный рынок, клуб по интересам или что вам угодно — как собственный охотничий промысел в городских джунглях или даже как пещеру Али-Бабы, еще не откупоренную загадочным словом «сезам» и таящую все свои заповедные сокровища в нетронутом виде.
Комкая в кулаке так и не пригодившуюся пустую авоську, Пашка засобирался домой и уже кивнул на прощание деду Косте… как вдруг ветер донес до него слова:
— Зеркало французское… самого императора.
Обрывок этой фразы разволновал Ветлугина. Он повернул голову, навострил уши и двинулся на сигнал.
Спины, плечи и головы впереди идущих заслоняли ему обзор. Пробираясь в толпе, Пашка чуть не проскочил мимо. Но натренированный за годы фарцовки нюх не позволил ошибиться.
Девчонка в черной куртке и пестрой вязаной шапочке с яркими помпонами чуть в стороне от основного ряда заинтересованно вертела в руках старинное зеркало в резной деревянной оправе.
На первый взгляд зеркало казалось просто очень пыльным. Отражение, проступающее в нем как бы сквозь туман, показало Пашке озадаченное лицо с водянисто-голубыми навыкате глазами и нос-пуговку. Эта девица покупать не станет, решил Ветлугин и подошел, приглядываясь к продавцу.
Тот был с виду типичный «синяк». Нос, напоминающий сливу, уныло нависал над разляпистыми губами и острым, небритым подбородком.
