Но все оказалось куда хуже. Намного хуже!
Как-то раз рассказал он мне, что настроился пошуровать в Невской лавре. Назначили для проведения операции вечер среды.
Когда встретились — мне показалось, что приятель мой как-то уж слишком перевозбужден. Дышит тяжело, весь красными пятнами идет, глаза нехорошо бегают.
Я его спросил напрямую — в чем дело? Но он отговорился: мол, так, ерунда, перебрал накануне на женином дне рождения. Я и выкинул из головы — в конце концов, что я ему — нянька?
Пришли мы, как стемнело, к выбранной могиле. После всего, что случилось, память у меня слегка отшибло — сколько ни пытался, так и не смог вспомнить, чья же это могила была. И даже как выглядела. Помню только — лицо какого-то мужика, портрет на камне. Впечатляющее такое лицо, глаза уж больно пронзительные и злые. Неприятно было, что он смотрит почти как живой. И взгляд такой — гипнотический.
Но поначалу все шло как обычно — я копал, выполнял самую грязную работу, а мой интеллигентный «тихушник» стоял на шухере наверху и светил мне в яму фонариком.
Ну вот, ковыряю я, ни о чем не думая, землицу лопатой и вдруг слышу явственный шепот моего «тихушника»:
— Отдай, некромант, мне свою силу!
Удивился я, поднял на него взгляд — а у него глаза кровью налились, трясет его какая-то лихоманка, а пальцами он воздух перебирает вокруг, будто гребет что-то к себе, горстями собирает.
Я от такого его поведения чуток ошалел. Казалось бы, уже ко всему привык, но это? Хотел я вылезти из раскопа, чтоб треснуть дружка моего по затылку — в чувство привести. Да не успел.
— Отдай, некромант, мне свою силу! — заорал в голос Лев Георгиевич и спрыгнул в разрытую могилу. Лопату вверх над головой занес, чтобы ударить по гробу…
И вдруг шевельнулись ближайшие кусты — при полном-то безветрии. Я только голову повернул — вылетело оттуда на меня нечто черное с крыльями — то ли огромная птица, то ли человек в плаще… Я присел — оно мимо меня со свистом пронеслось, только горячим воздухом по лицу мазнуло — шшшух!
А «тихушник»-то ничего не заметил — долбанул лопатой гроб — его прям колотило от нетерпения… Тут все и случилось — темная тень пролетела над головой. Крышка гроба отскочила, и по кладбищу разнесся дикий вой, и все закрутилось — как будто в гигантскую воздушную воронку всосало со свистом кубометры земли и воздуха.
Нас двоих что-то резко подбросило и вынесло из могилы наверх. Не знаю, что там «тихушник» испытывал в это мгновение, — а у меня от страха глаза на лоб вылезли. Подкинуло меня на метр от ямы вверх, и — об соседнюю березу головой.
Сразу перед глазами темнота плеснула, потерял я сознание. Очнулся наутро. Все у меня болит, будто мешками с песком колотили по ребрам, тошнит, ссадины по всему телу…
А «тихушник» мой мертвый лежит рядом на расколотой могильной плите, голова на 180 градусов вывернута. По всему надгробию какие-то кровавые отпечатки и надпись кровью: «Сатана, преданный тебе сын вернулся!»
С березы, под которой я лежал, кора начисто ободрана — как голая коленка.
Я так и сомлел от ужаса. А потом руки свои увидел — гляжу, обе ладони перепачканы в чьей-то крови… Получается, это я тут чудил и письма Сатане писал?
Только ничего я об этом не помнил.
Не стал я ждать продолжения: удрал, бросил тело Льва Георгиевича на произвол судьбы. Хотел по дороге в церковь заскочить — свечечку, что ли, за свою душу грешную поставить. Да не смог. Прямо перед входом в храм как начало меня трясти, корячить… Руки-ноги выворачивает судорогой — я аж заорал от боли. Плюнул и убежал домой. Думал, стресс. Думал, отлежусь…
Через пару дней сыпь какая-то на груди появилась. Потом по всему телу пошло. Чесался, чесался — до крови расчесывал. Никакие мази не помогли. Доктор говорит — ну ничего особенного у вас, нервная экзема. А сам целый консилиум назвал в кабинет — стоят, пялятся на меня, как на диковину, языками цокают…
Потом я худеть начал, тощать, глаза вон как плошки на лице стали…
Не знаю, что за напасть… Часто я думал, что от всей этой экземы да заразы только батюшка может помочь — молитвой или, может, отчиткой? Я на все согласен. Но не могу. Ни в какую не получается.
Стоит мне только подумать о церкви, и такая тоска нападает — не то что жить не хочется, а даже руки не поднять — такая хмарь на душе. Хоть ложись прям да помирай, и покаяния с прощением не нужно.
Чувство при этом такое, будто бы все это и не я уже. А что-то внутри меня, само по себе, отдельное от моей окаянной души — что-то, еще более окаянное, страшное… Сидит внутри меня взаперти, тоскует и рвется на волю… Будто что-то вселилось в меня тогда — из той проклятой, вскрытой нами могилы.
С тех пор ничего мне, брат, не помогает. Врачи только мучают почем зря — уколы, таблеточки, диеты… А меня червь могильный изнутри догрызает. Понимаешь, брат?!
Не могу больше. Все, уходи! — без всякой паузы закончил он свой рассказ.
Я опешил: зачем ему меня прогонять? В конце концов, это грубо.
Но ему было наплевать.
— Иди, — сказал он мне.
Я все мешкал.
— Иди! — рявкнул Макс и глянул на меня своими мертвыми глазами. — Попрощайся.
Тут он почему-то хихикнул, и глаза его вспыхнули — кто-то внутри него тоже хихикнул.
— Тхи-пси-пси-пси! — смеялся он, будто заплевывая себе подбородок.
Если он пытался меня разыграть — это была совсем неприятная шутка. Меня охватило вдруг дикое чувство омерзения — я даже не мог объяснить себе, откуда оно взялось.
Я встал и даже не оглянулся — ушел из больницы.
Больше Макс меня не звал к себе.
Спустя две недели я узнал от Лариски, что он повесился на батарее в больничном туалете. Врачи сказали потом, что это было самоубийство от безнадежности — он все равно умер бы, специалисты давали ему не больше месяца жизни от силы.
Та версия событий, которую Макс пытался внушить мне и в которую, очевидно, сам он свято верил, слишком чужда моему атеистическому мировоззрению.
Я рассказал историю Макса — кратко, обиняками и без упоминания конкретного имени — одному своему приятелю-медику. Он предположил, что Макса могли сгубить какие-то патогенные вирусы или бактерии, которые подхватил он, копаясь в могилах… Острое инфекционное заражение организма, не обладающего иммунитетом против древней, скрытой в земле заразы, могло привести моего несчастного брата сначала к нервному истощению, потом к галлюцинациям, а там и к поражению кровеносной системы и всех органов, в том числе мозга.
Тем не менее я настоял, и Лариска со мной согласилась, чтобы тело моего брата кремировали.
Подальше от греха, не говоря уж о кладбищенских мародерах и всяких там некромантах.
НОВИЧОК
Гороховая ул., 59 — наб. Фонтанки, 81,
