— Ого! — выдохнул Уилл, слишком удивленный, чтобы сказать что-то еще. — Она…
— Она мертва, — отрезал Джем.
— Уверен? — Уилл не мог отвести взгляда от лица женщины. Она была бледной, очень бледной, но без синевы, каковая обычно очень быстро появляется на трупах, а пальцы ее лежащих на коленях рук были слегка согнуты. Именно согнуты, а не скрючены в предсмертной конвульсии.
Уилл подошел поближе и взял ее за руку. Рука незнакомки оказалась твердой, как камень, и такой же холодной.
— Джем, она не обращает на меня внимания, — с театральным вздохом сказал Уилл, — так что она, скорее всего, мертва.
— Или она добродетельная женщина с хорошим вкусом. — Джем опустился на колени и заглянул покойнице в лицо. Ее бледно-синие, чуть навыкате глаза походили на кукольные. — Мисс, — тихо позвал он и, коснувшись ее запястья, попробовал нащупать пульс.
В ту же секунду девушка резко дернулась, и из груди ее вырвался низкий нечеловеческий полустон-полухрип.
Джем стремительно выпрямился и сделал пару шагов назад:
— Что…
Девушка подняла голову. Ее глаза были по-прежнему мертвы, и лишь зрачки вращались во все стороны, словно она тщетно пыталась сфокусировать взгляд. С ее губ сорвался мучительный стон и…
— Бойся! — закричала вдруг она столь истошно, что Уилл от неожиданности вскрикнул и отскочил назад. Голос ее напоминал скрежет трущихся друг о друга деталей механизма. — Остерегайтесь, нефилимы. Вас убьют точно так же, как сейчас убиваете вы. Ваш ангел не сможет защитить вас от того, что не создавал ни Бог, ни Дьявол, даже он не устоит против армии, пришедшей ни с Небес и ни из Ада. Остерегайтесь человека. Остерегайтесь механического ангела… Остерегайтесь… — Ее голос становился все громче и громче, пока не превратился в отчаянный, все заглушающий вопль. Она, словно марионетка в руках безумного кукловода, задергалась в разные стороны, замахала руками. — ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ… ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ… ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ… ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ…
— Мой бог… — пробормотал Джем.
— ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ! — взвыла женщина в последний раз, повалилась вперед и растянулась на полу.
Наступила зловещая тишина. Уилл уставился на нее, широко открыв рот.
— Она… — начал он.
— Да, — вздохнул Джем. — Думаю, на этот раз она точно мертва.
Но Уилл только головой покачал:
— Мертва? Знаешь, а вот теперь я так не думаю.
— И что же ты думаешь?
Вместо ответа Уилл опустился на колени возле тела. Двумя пальцами он коснулся щеки женщины и осторожно повернул ее голову так, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее рот был широко открыт, правый глаз невидяще смотрел в потолок, а левый свисал до середины щеки на медном проводе, прикрученном к чему-то в глубине глазницы.
— Она никогда не была живой, потому никогда и не умирала, — объявил Уилл. — Думаю, она… что-то наподобие одного из устройств Генри. — Кончиками пальцев он дотронулся до ее лица. — Кто же мог сделать такую штуку?
— Если бы только знать. Но она назвала нас нефилимами. Она знала, кто мы.
— Или это знал тот, кто ее сделал, — заметил Уилл. — Не думаю, что она вообще что-то знала. Она всего лишь механизм, вроде часов. А теперь у нее просто кончился завод. — Он встал. — Так или иначе, но лучше отвезти ее в Академию. Генри непременно захочется взглянуть на такое уникальное изобретение.
Джем не отвечал. Он смотрел на женщину, распластавшуюся на полу. Ее платье задралось до колен, обнажив грязные ноги. Рот был открыт в немом крике, и Джем ясно различал, как ее горло металлически поблескивает в тусклом свете лампы.
* * *
Только оказавшись в парке, Тесс почувствовала, что начинает расслабляться. Она не бывала на природе с тех самых пор, как приехала в Лондон, и теперь она насмотреться не могла на зеленую упругую траву и ветвистые деревья. И пусть парк этот был и в половину не столь хорош, как Центральный парк Нью-Йорка, ей все равно было хорошо, а в последнее время она, как никогда прежде, научилась ценить такие маленькие радости. Воздух здесь казался не таким сырым, как в городе, да и небо выглядело почти синим… Чего же еще желать?
Томас опять остался ждать девушек на козлах экипажа. Все это время Джессамина рта не закрывала, болтая обо всем на свете и одновременно ни о чем, а Тесс молча шла рядом, наслаждаясь прогулкой. Они прошли по широкой аллее, и Джессамина сообщила, что она, одному Богу известно почему, называлась Гнилым рядом. Несмотря на столь неблагозвучное название, это было место, чтобы, как говорится, и на людей посмотреть и себя показать. Посреди аллеи гарцевали на лошадях мужчины и женщины в изящных нарядах. Их веселый смех эхом разносился по парку, а ветер играл легкими вуалями, прикрепленными к небольшим элегантным шляпкам. По бокам аллеи неспешно прогуливались пешеходы. Под деревьями были установлены стулья и скамьи, на которых сидели преимущественно женщины, они лениво крутили в руках яркие зонтики от солнца и потягивали мятную воду. Рядом с ними курили представительные джентльмены, усатые и бородатые. В воздухе смешались запахи табака и лошадей с ароматом свежескошенной травы и духов.
Во время прогулки с ними никто не заговаривал, но Джессамина, казалось, знала всех и вся — знала, кто женился, кто искал мужа, кто имел дело с чьей-то там женой — и все знали об этом, кроме несчастного мужа. От этой болтовни слегка кружилась голова, и Тесс обрадовалась, когда они свернули на более узкую дорожку, ведущую в глубь парка.
Там Джессамина взяла Тесс под руку и слегка пожала — жест получился очень дружеским.
— Ты и не представляешь, какое это облегчение, когда рядом появляется еще одна девушка, — затараторила она. — Конечно, Шарлотта — замечательный человек, но она такая правильная, такая скучная… К тому же она замужем!
— Но есть же еще и Софи.
Джессамина фыркнула:
— Софи — служанка.
— Я знала девушек, которые очень дружески общались с горничными, — возразила Тесс.
Хотя, если быть честным, ее утверждение было не до конца верным. Она читала о таких девушках, но лично не знала ни одну. Однако, согласно романам, главная функция горничной состояла в том, чтобы слушать вас, пока вы изливаете ей сердечные тайны, рассказывая о своей трагической любви. За это главная героиня иногда позволяла одеваться горничной в свою одежду и притворяться хозяйкой. Таким образом, кстати, она могла избежать пленения главным злодеем. Правда, Тесс, как ни старалась, так и не могла представить себе Софи защищающей честь и достоинство Джессамины.
— Ты же видела ее лицо. Уродство ожесточило ее сердце. Тем более что горничная настоящей леди должна быть симпатичной и непременно говорить по-французски. А Софи мало того что уже никогда не станет красавицей, что ты с ней ни делай, так она еще и глупа как пробка. Язык ей, во всяком случае, выучить не по силам. Я сразу же сказала об этом Шарлотте, в тот же день, как она привела ее к нам. Но Шарлотта никогда не слушала меня. Никогда.
