— Рагнор Фелл.
— Что?
— Ты спрашивал, почему я прибыла сюда, позабыв о запрете. Моя мама больна. Очень. Может быть, даже смертельно. Спасти ее способен маг по имени Рагнор Фелл. Правда, я не знаю, где его искать.
— Клэри…
— Спокойной ночи, Себастьян, — пожелала Клэри и отвернулась.
* * *
Взобраться по решетке оказалось намного трудней, чем спуститься. Ботинки скользили по влажной каменной стене, и Клэри вздохнула с облегчением, лишь когда перевалилась через подоконник. Она даже не спрыгнула — плюхнулась на пол.
Радость длилась недолго. Едва ноги коснулись пола, как в спальне зажегся яркий свет, и будто наступил день.
На краю кровати сидела Аматис, напряженно выпрямившись, словно кочергу проглотила. Резкий свет магического светильника ничуть не сглаживал жесткие черты лица и морщины в уголках губ. Несколько долгих мгновений Аматис смотрела на Клэри.
— В боевом облачении ты — копия Джослин.
Выпрямившись, Клэри пролепетала:
— Простите… Простите, что вот так исчезла…
Аматис накрыла ведьмин огонь ладонью, и Клэри прищурилась в наступившем полумраке.
— Переодевайся. Жду тебя внизу, на кухне, — велела Аматис. — И не вздумай снова улизнуть через окно. В следующий раз, если попробуешь вернуться тем же путем, я захлопну ставни у тебя перед носом.
Тяжело сглотнув, Клэри кивнула.
Не говоря больше ни слова, хозяйка дома покинула спальню. Одежда Клэри — полностью сухая — висела на столбике кровати. Стянув с себя боевое облачение, девушка поспешила влезть в привычные джинсы, которые немного задубели, и футболку. Откинув назад спутанные волосы, Клэри вышла из спальни.
Когда Клэри внесли в дом Аматис, ее мучили бред и галлюцинации: коридоры тянулись бесконечно далеко, а тиканье больших напольных часов напоминало стук останавливающегося сердца. Теперь же Клэри видела уютную гостиную, обставленную деревянной мебелью; на полу лежал лоскутный коврик. Небольшой размер и яркие цвета напомнили о собственной гостиной в бруклинской квартире. Клэри прошла в наполненную желтым светом кухню, где в печке вовсю горел жаркий огонь. Аматис сидела за столом, накинув на плечи синюю шаль, отчего казалась еще более седой.
— Привет, — сказала Клэри, задержавшись в дверном проходе. По виду Аматис нельзя было понять, злится хозяйка или нет.
— Полагаю, спрашивать, куда ты бегала, нужды нет, — не поднимая головы, произнесла Аматис. — К Джонатану? Этого следовало ожидать. Будь у меня свои дети, я бы всегда умела распознать их ложь. Правда, я до конца надеялась, что хоть на сей раз не подведу брата.
— Люка?
— Знаешь, как я поступила, когда его покусали? — Аматис говорила, глядя прямо перед собой. — Люк пришел ко мне и признался: его зацепил оборотень. Следовало ожидать, потому что Валентин бездарно рисковал собой и своими последователями. Люк боялся заразы ликантропии, и знаешь, как я ответила? Я… я…
— Аматис, вы не обязаны рассказывать…
— Я велела брату выметаться из дома и не приходить, пока не выяснится, есть заражение или нет. Отвернулась от него. — Голос Аматис задрожал. — Посмотрела на Люка с отвращением, и он это видел. Люк испугался, что получит приказ от Валентина покончить с собой, а я ответила: дескать, только так и надо.
Клэри невольно ахнула.
Аматис резко подняла взгляд: на лице ее было написано отвращение к самой себе.
— Люк оставался добрым и справедливым, хоть и невольно участвовал в интригах Валентина. Порою мне казалось, что, кроме Люка и Джослин, в мире не осталось носителей света. Потому я и не могла представить брата чудовищем…
— Он сохранил в себе свет. Люк не монстр.
— Я не знала. Когда Люк все же обернулся волком, когда ушел из дому, Джослин изо всех сил убеждала меня, что Люк в душе по-прежнему человек, мой брат. Если бы не она, я бы так и не позволила Люку вернуться, не укрыла бы в подвале во время Восстания. Однако доверие брата я потеряла после того, как впервые от него отказалась. По-моему, он и сейчас не очень-то на меня полагается.
— Доверился же, принес меня больную. И даже оставил на ваше попечение.
— Податься ему больше некуда. Да и хороша из меня хозяйка: не уследила за тобой…
Клэри вздрогнула. Лучше бы Аматис на нее наорала.
— Вашей вины в том нет. Я соврала вам и убежала тайком. Вы ничего не смогли бы поделать.
— Видишь ли, шанс повлиять на судьбу всегда есть. Просто живут в мире люди вроде меня, привыкшие себя уговаривать: мол, поделать ничего нельзя. Я поверила в собственное бессилие, когда Люка покусали, когда Стивен покинул меня. Я не хожу на собрания Конклава, думая, будто не сумею повлиять на их решения, которые мне глубоко противны и ненавистны. А иногда все же решаюсь на какие-то действия и… все делаю не так. — В глазах ее мерцал колючий блеск. — Ступай в постель, Клэри. Отныне можешь уходить и возвращаться, когда пожелаешь. В конце концов, ты права, ничего я с этим поделать не могу.
— Аматис…
— Молчи. — Хозяйка покачала головой. — Иди к себе в спальню, прошу, — произнесла Аматис, давая понять: разговор окончен. Отвернувшись, она немигающим взглядом уставилась в стену.
Клэри выбежала из кухни и взлетела по ступенькам на второй этаж. Пинком закрыла дверь в спальню и бросилась на кровать. Хотелось плакать, но слезы не шли.
«Джейс ненавидит меня, — думала Клэри. — И Аматис. И с Саймоном я не попрощалась. Мама умирает. Люк бросил. Я одна, совсем одна. Наверное, поэтому плакать и не получается. Зачем лить слезы, если никто не утешит? И что хуже: сама себя не утешишь».
7
Там, где ангел не ступал
Саймон вынырнул из сна, в котором видел кровь и солнечный свет. Его кто-то звал по имени:
— Саймон. Саймон, вставай.
Саймон резко вскочил — порой быстрота движений поражала его самого — и вгляделся во тьму.
— Сэмюель? Вы?
— Обернись. — На этот раз голос прозвучал знакомо и с ноткой раздражения. — К окну подойди.
У зарешеченного окна на корточках сидел Джейс с ведьминым огнем. На вампира он смотрел напряженно и сердито.
— Что, думал, я тебе в кошмаре приснился?
— Может, до сих пор снишься. — В ушах стоял странный гул, как будто гудела кровь. Вот только у вампиров сердца не бьются…
Игра тени и света создавала сюрреалистический рисунок на лице нефилима.
— Значит, вот где они тебя держат. Я-то думал, эти камеры больше не используются. — Джейс глянул в сторону. — Сунулся было в одну из них и напугал твоего соседа. Бородатый такой дядька, весь в тряпье рваном… симпатяшка, в общем. Одно слово — бомж.
Саймон понял, отчего гудит в ушах — из-за гнева. Самым краешком сознания он уловил, как обнажаются его зубы и как клыки уперлись в нижнюю губу.
