Тяжёлым, как моя жизнь.
Засыпая, я прокручивал прошедшие события последних дней: опознание, следователь, Адель, свингеры, улыбка Лизы, снова улыбка Лизы, морг, опознание, Звонарёв, Секир, пьяный Белкин…
Вдруг заскрипело в ушах.
Я прислушался – будто женский стон… Тихий, прерывистый женский стон. Он то убывал, то возобновлялся. Стон отовсюду… Это Лизин стон… Стон блаженства, стон удовольствия.
Не открывая глаз, я прислушивался, а стон раздавался совсем близко: где-то в воздухе, подо мной или надо мной… Стон был повсюду… Я начинал погружаться в него и стонать в унисон, а стон перехватывал меня и заставлял остановиться…
Лизу нельзя обрывать… Стон, а следом – прерывистое дыхание. Потом снова стон…. Где-то поблизости, и очень родной… Я слышал его много раз. Лиза находилась рядом. Лиза не умирала, а жива и наслаждается жизнью.
Стон ясно напоминает об этом.
И мне даже не страшно. Немного жутко и непривычно, но не страшно. Оттого ли, что стон необычный? Так Лиза стонала, когда я ласкал её… Удивительный и неповторимый стон… Отражение её удивительной и неповторимой сущности…
Неповторимым звучанием Лиза словно пыталась что-то сказать, донести до меня новое послание, и я прислушивался, пытаясь расшифровать.
Но вместо смысла я обретал возбуждение. Простыня подо мной промокла, а я мечтал об одном: о своей сладкой девочке. Лиза превратилась в невидимку… Её не поймать, но возможно почувствовать, и я почти это сделал это. Сделал вместе с ней.
Лиза довела меня до оргазма.
Медленно и неминуемо стон затих: так же старательно, так же плавно, и более не возобновлялся.
Я расценил его окончание как сигнал ко сну.
Стон трансформируется в сон.
И я повиновался высшей воле.
Воле любимого призрака…
Глава седьмая
РАШИД
Следующий день проходил непривычно гладко. Без штормов и землетрясений. Никто особо не беспокоил, новых катастроф не случалось, а к старым невзгодам я начинал привыкать. Попробовал заняться проектами, вспомнил про Энрике и Мадонну, сделал уйму срочных звонков и объездил десяток точек.
Понял, что совершенно не в рабочей струе. То, чего опасался я сильнее всего, неминуемо свершалось: я медленно впадал в депрессию. И в депрессию не простую – бездеятельную, с отсутствием любых побуждений, с ликвидацией воли. Побуждения пропали ко всему, кроме одного – докопаться до истины и вернуть себе Лизу.
Как на зло, Фридман, словно Зевс-громовержец, метал в нас сокрушительные молнии. Я не увернулся от его точных разрядов. Фридману категорически наплевать, что мне пришлось пережить. Процесс простаивал. Моховской трепал нервы, а мы так и не организовали ни одно выступление. Продюсеры грозились забрать аванс, а я рисковал попасть на бабки. Фридман выставлял ультиматум, а я обещал подгрести огрехи в минимальный срок, но чём я думал, когда давал невыполнимые обещания? Глупец! Я уже ни черта не соображал и мечтал лишь о том, чтоб сегодня ночью ко мне вновь вернулся голос любимой…
Утешало одно: следователь подзабыл обо мне, не приглашал пропустить чашечку кофе и не задавал идиотских вопросов. Ему есть, чем заняться – обрабатывает Адель и дядю Игната. Занятное занятие, но проходит оно без меня, что утешает и даже капельку радует. Если б я ещё умел радоваться?! Я даже разучился улыбаться, а ходил хмурый, как Бирюк, и ёрзал вверх-вниз напущенными бровями.
Белкин был мне подстать, находясь на грани очередного запоя. Непонятно, что его удерживало от второго захода: страх за бабло или подпорченная печень, а может быть, и то, и другое, но мне уже наплевать, как он распорядится временем и здоровьем. Проект прогорал коту под хвост, а меня это совершенно не волновало, как и Белкина, и как Секира. Вдвойне наплевать на травматика. Тот зализывал раны в лечебнице, тискал за сиськи медсестер и давал потискать себя, соображая, как втихаря рассчитаться с боссом и свалить подальше из города. Раньше он так и поступал при надвигающемся кораблекрушении, как подлая крыса, первым сбегая с корабля.
Расхлёбывать все доводилось мне.
У Секира уважительная причина, а я сейчас в трауре. Просить отпуск за свой счёт – бесполезно. Трудиться в поте лица – невозможно, а позабыть обо всём – невозможно вдвойне.
И я поступил единственно правильным образом: забил на проект и погрузился в горькие думы и расследование Лизиной гибели. Именно гибели. Иначе я и не представлял себе её смерть. Тело её в земле, но душа летает рядом, и стон её так же реален, как истерики Фридмана. Но к чёрту его галимую контору. Пусть спускает собак и заряжает пушки. Белкин первым попадёт под расстрел, а мне велено уйти в тень.
Я забил на работу.
Никого не предупреждал. Просто вырубил телефон. Просто развернул «Мазду 6».
И помчался навстречу ветру. Слушать его песню, как стон потерянной любимой.
Вскоре пришлось включить телефон, чтоб провидать Адель. Накопились вопросы. Отныне я сам становился следователем, а все вокруг становились подозреваемыми. Я завёл на всех уголовное дело, и первая по списку подозреваемая – Адель.
Поэтесса снова ответила и сама предложила встретиться. Дурочка уже пообщалась со Звонарёвым, но приятная беседа никак не отразилась на её самочувствии, либо она старалась мужественно держаться.
– Звонарёв – герой нашего времени, – говорила она, делясь впечатлениями в «Курвуазье». – Очень внимательный и чуткий собеседник. Я представила себя настоящей звездой. Столько внимания к моей скромной персоне!
– О чём он спрашивал? – интересовался я, не давая ей возможности увлекаться.
– О тебе.
– Обо мне?
– Да. Ты ему очень приглянулся. Он подозревает тебя.
– В чём?
– В причастности к смерти Лизы, – не без трепета выпалила Адель.
Ей было всласть унижать меня, обвинять в смертных грехах, но мне известно, что это блеф. Ей известно гораздо больше, и она выдаст мне правду, иначе придётся ее придушить. Я всегда не любил зарвавшихся поэтесс.
– Но это же смешно! – отвечал я. – Звонарёв сам тебе это втолковал или у тебя другая информация?
– Возможно, – поддавала пару Адель, – но я выгораживала тебя. Ты невиновен. Виновна я, что не предостерегла Лизу от грозящей опасности, не остановила на пути злого рока!
– Что ты несёшь? Как не предостерегла?
– Накануне мне приснился сон!
– Стоп! Не начинай пороть ерунды!
– Как хочешь! Не ерунда! – вспылила Адель. – Это ты ерунда! Я не настаиваю, и нечего тебе говорить! Ты не заслужил. Думаешь, я не знаю, чем вы там занимались? Ошибаешься! Лиза предупредила меня, что рискнула на бесшабашный и откровенный эксперимент, и я знаю, где вы были и чем всё закончилось. У Лизы не водилось от меня секретов, и у меня не водилось секретов от неё. Ты даже не представляешь, как мы близки?! Близки до сих пор. И мы до сих пор общаемся – я слышу её голос.
