За несколько лет у него появлялись верные последователи. Ван-Богарт старел и отходил от дел. Не справляясь со всеми подопечными клубами, он назначал в нём своих людей. В одну зимнюю ночь, увлечённый желанием, граф слишком тесно пережал себе кислород и умер в вечном оргазме – священная смерть. Последователи канонизировали Ван-Богарта, добавили в его философию несколько примечательных постулатов. Высшим почётом считалось умереть подобно отцу-основателю. Отправиться на небеса в оргазме – высшая благодать, дарованная Богом, и Ван-Богарт удостоился её первым. Многие дворяне и молодые нигилисты сознательно перетягивали себе шею, чтоб отправиться в мир иной. Высшим пилотажем считался совместный и одновременный уход в рай партнёра и партнёрши, достигшей запредельного экстаза. Не все жрицы любви соглашались умирать по первому зову клиента. Тогда Махимара, главный хранитель и преемник Ван – Богарта, написал особый кодекс, согласно которому любая раба любви должна по первому же приказу хранителей клуба отправить душу на небеса, накинув на себя петлю – это единственный путь в рай, а любая благоверная женщина мечтала попасть туда. Тем, кто отказывался совершать священный обряд, полагалось повешение. Добровольное, но под нажимом, и уже без оргазма. Суицид – прямая дорога в ад. Удушение с оргазмом – путь в рай. В уставе всё логично и просто, и многие верили японцу, соглашаясь подписаться на жестокие традиции, вливаясь в некогда европейский клуб. Махимара заставлял ставить клеймо на каждых вливавшихся в клуб женщинах, согласившихся жить по уставу. Центр клуба перекочевал далеко за пределы Европы, но подобные заведения некогда существовавшей империи Ван-Богарта встречались везде: как на островах, окружённых шальным океаном, так и на континенте.
Многие филиалы хирели и умирали, многие превращались в обычные публичные дома для простолюдинов, но кое-где до сих пор жили традиции Kundalini. Так, в салонной Москве, славная память о всемогущем Ван-Богарте сохранялась, и некоторые почитатели поднебесного оргазма основывали собственные клубы, уподобляясь талантливому создателю. Они не платили дань Махимаре, и многие даже не знали о его существовании. Контактов с Российской империей Япония тогда почти не имела. Постепенно секс и смерть разделялись, отбросив первую ветвь на дома любви. Вторая ветвь превратилась в клубы самоубийц, бывшие в моде в конце девятнадцатого и начале двадцатого века. Подлинные традиции Kundalini соблюдались лишь в Петербурге, но к ним доступ был закрыт. Клуб стал подобием ложи масонов. Возможно, только масоны и могли позволить себе настоящее смертельное удовольствие. Упоминается лишь имя графа Песчикова, тайного предводителя общества «разменных пар» Петербурга и по совместительству совладельца нескольких публичных домов на Невском, куда частенько любили наведываться камер-юнкеры, гусары и литераторы, особенно Пушкин. По тексту книги он был прирождённым любителем тайных смертельных удовольствий, зазывая туда многих скучающих дворян. Графу Песчикову были доступны первичные труды Ван-Богарта, которые он свято хранил и продолжал первозданные традиции основателя. Песчиков даже выходил на японских держателей клуба, но будущая война надолго разрушила зарождающиеся связи с метрополией. Следом прокатилась череда кровавых революций и первая мировая война. Последние хранители традиции Kundalini перебрались за границу. Кто-то пал жертвой красной стрелы, кто-то канул в Лету, пропав без вести, но на том история Kundalini в России закончилась. Большевикам не до старых традиций и ловли оргазма. Отдельные островки «общества разменных пар» развеялись по европейским столицам, центр которых, как и прежде, оставался в Амстердаме. Клуб часто менял название, приобретая легендарную славу, но диктатура пролетариата, железный занавес с полным отсутствием достоверной информации с запада не давали никаких сведений о его судьбе. В Японии традиции были живы, но развивались уже по своим ортодоксальным законам…
Так излагалось содержание книжицы в вольном переводе. Что-то я упустил, что-то не перевёл, но главный смысл оставался следующим: элитный клуб с почитаемыми традициями и жестоким укладом. Секта, в которую так легко попасть любой красивой девушке, но из которой невозможно выйти. Лиза была членом клуба, что соответствовало её порочной сущности. Она неукоснительно следовала его законам, а потом пыталась освободиться, но клеймо змеи на спине не сотрёшь. И неуловимый японец, дух легендарного сёгуна Махимары, напомнил ей, заставив совершить страшный ритуал. Хочется верить, что Лизе удалось получить в тот вечер оргазм бессмертия…
Мне не удалось перевести всё…
Вырванные страницы утаивали нечто важное. По вводным предложениям, предшествующим разрыву, говорилось об особых условиях отбора девушек, какими качествами должны были они обладать, и кто пользовался особым преимуществом. Страниц не хватает, и ещё предстоит кое в чём разобраться… Но главная тайна раскрыта, и Адель сдержала слово – на сей раз не подвела. Бедная мазохистка действительно любит меня. Бедная мазохистка мне безразлична.
Ясно одно: Лизу заставили умереть, как она ни пыталась спасти свою грешную душу. И я не успел помешать, получив щедрую порцию удушающего оргазма.
Многое возвращалось на свои места – Амстердам, тусовки, ночные прогулки, дни рождения и стриптиз-клубы, турне по Европе – всё подчинялось одной цели, и со мной она проделала талантливый обводной реверанс. Но прожила со мной целый год, значит, любила меня! Лиза на самом деле любила меня. Может быть, даже сильнее, чем я. А я любил её погребальную татуировку, которой суждено было превратиться в предвестники разлуки.
Отвратно…
Я сожалел лишь об одном, что партнёрша в тайных комнатах не перетянула мой ремешок, не дав шанс обрести райское бессмертие.
Отвратно…
Глава десятая
БЕСЫ
Тяжело нести этот крест. Невыносимо обладать тайными знаниями и никому их не раскрывать. Есть на свете один человек, готовый выслушать любую ахинею. Естественно, я имел в виду Белкина.
До конца недели я лежал в ступоре, смотря в потолок, надеясь увидеть там счастливую петлю, в которую смогу просунуть свою неразумную голову, но на потолке висела хрустальная люстра, а петля задерживалась и не стремилась прекращать мои муки. Соорудить собственноручно виселицу и идти на эшафот мне представлялось затруднительным. Апатия грызла тело, не давая шанса подняться.
Молчать надоело. Язык требовал долгого хмельного разговора. Пришлось отложить апатию и связаться с Белкиным. На мой телефон давно уже никто не звонил. Наверно, меня уволили, а друзья забыли. Даже Адель не приходила навестить. Исчезли все. Остался я и сакральная книжица. Подобрав книгу с пола, я поднес её к плите, зажёг конфорку и положил сверху рукопись. Жёлтая бумага мгновенно вспыхнула – так я уничтожил последние позабытые знания, мгновенно превратившиеся в пепел, который развеялся по кухне и вылетел в раскрытую форточку. Книжица мешала жить. В ней отражалась долгая история Лизы, и священный текст был тому виной. В нём всё зло и вся смертельная сладость, а для кого он напечатан – неизвестно. Я просто сжёг бесценный раритет, как валентинку от навязчивой поклонницы.
Просто сжёг…
