Ну же!
Он снова глянул на спасительную дверь и почувствовал себя Алисой в Зазеркалье: дверь не приближалась. Будто он упёрся в невидимую стену и бежал, надсаживая легкие, на месте. Алексей остановился как вкопанный, и в тот же момент дверь, как хищный зверь, бросилась ему навстречу. В спину ударила набегающая волна. Тугим кулаком приложила промеж лопаток.
Алексей запнулся, и, выставив руки перед собой, полетел навстречу двери. Хлипкая конструкция сорвалась с петель, и Алексей канул в тёмный дверной проём. И ухнул вниз.
Короткий полёт окончился на пыльном и грязном полу. Алексей открыл глаза и снова ничего не увидел.
Беспомощно пошарил руками вокруг.
Потом ругнулся и стянул с глаз повязку…
Он снова был в том же коридоре той же гостиницы. Толстый слой пыли покрывал пол и изрядную часть одежды Алексея. Что-то прилипло у рта. Он провёл рукой по перемазанному лицу и с омерзением смахнул комок сухой паутины вперемежку с остатками насекомых.
Над головой снова был потолок в трещинах и потёках, покрытый глубокими оспинами отвалившейся штукатурки. Один из стыков стены и потолка сочился влагой. Штукатурка вздулась серым пятном и стала отваливаться. Огромный такой кусок — метр на метр, не меньше.
Алексей перекатился к противоположной стене и резко вскочил, бросая тело в сторону от места, куда должен был рухнуть кусок сырой извести. С тяжёлым грохотом штукатурка обрушилась. Попала бы в голову — пиши пропало, как минимум сотрясение. И какой он боец с сотрясением? Никакой.
— Вот сволочь, — прошептал Охотник, оглядываясь.
За десять минут его отсутствия здесь ничего не изменилось. Прах, тлен и запустение. Облезлые стены в потёках грязно-ржавого цвета. Разбитые плафоны свисают с потолка на длинных проводах, как огромные нелепые фрукты. В одном из плафонов судорожно мигает лампочка, пытаясь исполнить свое предназначение: дать свет. Видно, не судьба. Её мерцание похоже на биение мотылька о стенки стеклянной банки, где его закрыли любознательные детишки: задохнётся или нет? Лампочка не выдержала — мигнула ещё несколько раз, все слабее и слабее, и потухла. А потом лопнула. Тихо и грустно, будто испустила последний вздох.
Вокруг потемнело.
Фатеев полез за фонариком, так не вовремя подведшим его в предыдущий раз. Фонарик вспыхнул, осветив кусок коридора перед Алексеем.
И сразу же, буквально в пяти метрах от него, тусклым светом ночника вспыхнула ещё одна лампочка в разбитом плафоне. Из-за осевшей на ней пыли свет казался серым и безжизненным. Но все же он был. А батарейки стоило поберечь. Мало ли… Алексей выключил фонарь и отправил его в карман. Тусклый свет лампочки, сиротливо болтавшейся под потолком, выхватывал из темноты приоткрытую дверь. Дверь, поскрипывая, качалась на петлях от порывов легкого ветерка. Из-за двери раздавались престранные звуки: мокрые всхлипы, приглушенное шипящее бормотание и резкие щелчки. Алексей достал пистолет, скинул предохранитель и передёрнул затвор. Холодная рифлёная рукоятка приятно остудила сбитую в кровь ладонь.
Мелким шагом, подняв пистолет на уровень плеча, Охотник направился к двери вдоль стены, стараясь ступать как можно тише. То, что дверь открывалась в его сторону, несколько смущало. Однако деваться некуда. Алексей бесшумно подкрался к двери и попытался заглянуть в щель между косяком и дверным полотном. Ничего не увидел, кроме неверного, трепещущего света либо от свечи, либо от керосинки без колпака. Ногой Алексей придержал дверь, чтобы не распахнулась внезапно, и обошёл дверной проём, подумав: «Какого лешего? Чего я прусь туда, как дебильный герой голливудского ужастика? Наверняка там сидит какое-нибудь страшилище и жрёт одного из постояльцев. А я ему на закуску. Хотя, с другой стороны, Собиратель, вроде, обещал разобраться со мной в другой раз. Ага, и кто бы, интересно, поверил страшилищу с такой рожей, как у него? А мне вот приходиться верить. Другого-то выхода нет. Ладно, проверим“.
Охотник подцепил грязным носком ботинка дверь и резко её распахнул, одновременно приседая и отступая за стену, будто уходя с линии огня.
Звуки не прекратились: шипение, словно кто-то пытался что-то сказать, одновременно дуя в широкий шланг; сипящее бульканье и резкие щелчки. Алексей осторожно высунулся из-за угла, поводя стволом пистолета из стороны в сторону, и оцепенел.
За столом сидели двое. В милицейской форме. Оба залитые кровью от плеч и до коленок. В руках они держали карты и азартно швыряли их на стол, будто нарочно стараясь щёлкнуть громче, чем получилось у другого. На столе лежала всего лишь одна купюра: сторублёвая банкнота, почему-то зеленоватого оттенка, как у долларовой купюры. В пустой винной бутылке стоял огарок свечи. Расплавленный воск залил бутылку, причудливыми потоками изукрасив пустую тару, превращая её из обычного стеклянного утиля в диковинный канделябр. Рядом на столе стояли две головы. На одной была надета милицейская фуражка кокардой назад, на макушку другой кто-то прилепил второй свечной огарок. Воск стекал по волосам, спутавшимся от засохшей крови, и капельками слёз застывал на лице. Глаза у головы были широко распахнуты, рот шевелился, пытаясь что-то сказать, но вместо слов получалось то самое шипение.
Из разорванной шеи ближнего к Алексею трупа фонтаном била кровь, начавшая уже сворачиваться, лениво размазываясь по мышиного цвета форме. Он даже разглядел, что трахея трупа судорожно сжимается, сипя и булькая от попавшей в неё крови. Алексей почувствовал, как спазм сжимает желудок и рот наполняется противной кислой горечью. Он еле успел наклониться, и его стошнило желчью. Прямо на ботинки, и без того уже грязные дальше некуда.
Сидящие за столом обернулись, если можно так сказать о безголовых трупах. Мутные, залитые воском буркала одной головы уставились на него.
Второй мертвец сгрёб свою башку за волосы, сбив при этом фуражку на пол, и повернул её лицом к Алексею. В мёртвых глазницах бурыми сгустками застыла запекшаяся кровь. Фатеев заметил, что правой щеки у головы просто не было. Как будто огромный нож срезал плоть, обнажая кости и зубы. Во рту ворочался распухший синий язык. По языку ползла муха. зелёная.
«Николай Васильевич обрыдался бы от зависти», — подумал Алексей, имея в виду Гоголя, сумасшедшего гения малоросских земель.
Тот, что со свечкой на голове, Алексей узнал его, был младшим лейтенантом Борисенко, жадным до чужих денег радетелем правил движения, внезапно исчезнувшим из морга. Второй, в фуражке задом наперёд, наверное, водитель патрульного экипажа… А играли они на его сотку. Вот почему она зеленоватая. Морок, наведённый Алексеем больше суток назад, не рассеялся полностью. Кто-то помогал иллюзии держаться столь длительное время.
Голова лейтенанта, разлепив залитые воском губы, прошамкала:
— Нехорошо, гражданин Фатеев, купюры фальшивые распространять.
— Ага, нехорошо. — Поддакнула вторая голова, сжимаемая рукой владельца. Толстая зелёная муха даже и не подумала слететь с языка.
— Придётся вас задержать и сопроводить для дознания. — Проговорила первая голова.
