Эту старую легенду Алексей знал. Знал, как хитростью и лестью заманили Перуна в подгорные чертоги змей Цмок и Морана. Украли золотую секиру, опоили доверчивого Бога. А потом вырвали из груди пламенное сердце и заточили его в ледяные чертоги исподнего, Навьего мира. И наступила зима, длившаяся долгие годы. Много умерло людей и зверей, пока не спустился в эти чертоги первый кузнец Кий, ставший потом побратимом Перуна. Он разбил тяжким кузнечным молотом лёд, сковавший сына Сварога. Сразил кузнец Цмока с Мораной и вывел побратима на белый свет. «Боги, даже сильнейшие из них, не всесильны, даже сильнейшие из них нуждаются в нашей помощи. Так же, как мы постоянно нуждаемся в их поддержке и защите, — подумал Алексей. — Спасибо тебе, Отец Солнце».
Когда он подошёл к машине, то услышал там спор, который вспыхнул, судя по всему, сразу после его ухода. Отец Леонид, встопорщив жиденькую бородёнку с блеском в глазах, долженствующим означать свет истинной веры, наседал на волколака. Тот пытался аргументированно возражать, но разве можно переспорить священника, искушённого в словесных баталиях?
— …Как мог ты, православный христианин, ходить в Божий храм, присутствием своим пороча святость места? Как мог ты искать защиты в стенах храма, ты, языческой волшбой обращённый из доброго чада церкви в чудовище, взалкавшее и испившее крови человеческой, искать приюта и защиты в стенах обители?
— Да какая разница, батюшка? Меня туда Алексей привел. Мол, защита тебе нужна. Мне то есть. Как будто я сам себя защитить не могу. Так его не переспорить ведь, как и тебя. Я ему пытался сказать, но постоянно рядом были люди… — оправдываясь, не поднимая глаз, бормотал волк. — И потом, молнии меня не поразили на месте. Земля не разверзлась. Значит, я так же угоден богу, как и ты.
— Для бога все чада его! Даже заблудшие! Даже потерявшие облик человеческий! Но тебе должно было запереться в дальний монастырь подальше от людей. И там постом и молитвами искупить сей грех!
— Да какой на мне грех-то? Я что, людей жру, кровь девственниц пью?
— Грех твой в том, что ты отринул заповеди Спасителя, дав в своей душе прибежище языческой ереси, тем самым презрев заповеди Господа нашего.
Подошедшего Алексея отец Леонид, стоящий к нему спиной, не видел. А вот волк уже бросил на него умоляющий взгляд.
Алексей кашлянул. Священник обернулся, глаза его лихорадочно блестели.
— Явился! Ещё один язычник… — пробурчал монах, как-то сразу успокаиваясь.
— Да какая тебе разница, Лёня? Ты меня сколько пытался в свою веру перекрестить? Теперь за Олега взялся. — Алексей хохотнул. — Так он, вроде бы, уже крещёный. Так ведь?
Волколак утвердительно мотнул головой.
— Тьфу на вас, поганцы! — яростно сплюнул под ноги священник. — Только и надежды, что сами от своих заблуждений отречётесь. Как с вами прикажете быть?
— Оставить нас в покое. И не пытаться силой вернуть нас туда, откуда мы ушли по своему рассуждению. Ведь Бог, как его не назови, дал нам свободу выбирать. Я выбрал сам. Олега выбрали. Я свой выбор менять не намерен. А он, — Алексей кивнул головой в сторону зверя, вывалившего язык из красной пасти, — он, сдаётся мне, должен искупить что-то, вероятно, свои былые беззаконные деяния, прежде, чем ему дадут возможность вновь выбирать. Сколько раз я тебе говорил, борода, перестань ты меня в свою веру обращать. От меня отступился, а тут новые уши нашел? Прекрати, Леонид. Не время сейчас. Два дня назад, почти на этом же месте, я с Ольгой так же начинал дело. Чуть сам не погиб. — Алексей вздохнул. — А она сгинула. Любая свара наша на руку тому, кто в этом проклятом доме сидит. Потом будем выяснять разногласия. А сейчас давайте делать то, зачем мы сюда с утра пораньше припёрлись. Все, работаем. Олег, ты со мной в дом. Ты, батюшка, прикрывай нас тут.
— Я уж не подведу. Да поможет нам Господь.
— Перун нам подмога.
Священник неодобрительно покосился на Алексея и кисло скривился. Ну никак не мог он признать, что высшая сила едина для всех, независимо от того, как её называют. Алексей тем временем двинулся к двери. Волколак встал и, как хорошо вышколенная собака, затрусил у его правой ноги. Вот только ростом собака была с молодого бычка.
Подойдя к двери, Алексей приложил к ней ладони. Закрыл глаза и вслушался в собственные ощущения. Руки обожгло холодом. Дом, как живое существо, казалось, дышал, пульсировал. В нем ощущалось биение недоброй силы, готовой уничтожить всё на своём пути. Всё, что жило и двигалось. В чём текла горячая кровь. Только до поры до времени эту силу сдерживали наговоры и простенькие, но эффективные руны, нанесённые на окна и двери.
Дом, как созревший нарыв, пульсировал переполняющей его слепой злобой.
«Будем оперировать», — подумал Алексей отнимая руки от двери.
— Я сейчас распечатаю двери, и мы войдём, — сказал он, обращаясь к Олегу, нетерпеливо переминавшемуся с лапы на лапу рядом с Алексеем. Под его весом ступеньки жалобно поскрипывали. — Входим, и ты прикрываешь мне спину. Как настоящие напарники в фильме. Справишься?
— Когда я тебя подводил? — густым басом ответил волк.
— Слушай, я хотел спросить, — повернулся к зверю Алексей. — Почему ты мне сразу не сказал? Может, всё по-другому повернулось бы? — с грустью в голосе проговорил он.
— Тебе сразу не сказал… не был в тебе уверен.
— Понятно. Сашку в храме оставили?
— Поп его собирался у мощей оставить. Наверно, так и сделал.
Алексей растёр ладони, встряхнул, и пальцы его замелькали в замысловатом танце. Губы зашевелились, проговаривая слова наговора, распечатывающего двери. Ладони засветились рубиновым светом, как будто кто-то поднёс к ним мощный фонарик. Стали видны кости, кровеносные сосуды. Алексей поднял руки к груди ладонями перед собой и потянул нечто, видимое лишь ему одному, на себя. На лбу выступили бисеринки пота.
По ладоням к кончикам пальцев побежали яркие всполохи, концентрируясь на пальцах. На лбу у Фатеева вздулась жила. Лоб и виски обильно вспотели. Алексей никак не мог преодолеть сопротивление.
Он резко выдохнул и выбросил руки перед собой, отталкивая что-то от себя. В то же мгновение вспыхнула запирающая дверь руна. Вспыхнула ярким янтарным светом, и дверь, как от сильного удара, рухнула внутрь дома. Яркий свет озарил огромный холл.
— Громче не мог? — недовольно проворчал волколак.
— А зачем. И так знают, что мы явились по их души.
Внутри было сумрачно и грязно. Как в любом доме, долгие годы стоявшем заколоченным и необитаемым. Из щелей в ставнях лился утренний свет, тонкими клинками разгоняя мрак. Тот неохотно отступал, но тут же снова сгущался там, куда не попадали лучи Солнца.
— Ну что, пошли? — спросил Алексей у волка.
Тот молча кивнул в ответ.
Неожиданно трудно оказалось сделать первый шаг в затхлый полумрак, где притаились множество неупокоеных душ. Внутри была смерть. Смерть в чистом виде. Движимые безумной злобой, направленной на все живое, души невинно убиенных под водительством их убийцы вмиг должны были расправиться со всяким, кто осмелится ступить на их территорию.
