Она неизбежно должна была уничтожить его, прежде чем погибнет сама.
Он просто не мог допустить такого глупого конца.
КИМ знал, что в состоянии помочь себе и Эллис. Для этого нужно было всего немного — дать ему дополнительное время на то, чтобы до конца восстановить нужные системы, заново построить в бортовых мастерских и оснастить исследовательские аппараты…
Но разбуженный человек не хотел ждать.
Жестокие деформации психики после шестисотлетнего криогенного сна, идиотский спектакль с дройдами, да и сама обстановка полумертвого космического корабля вкупе с паническими выходками КИМа подействовали на Эллис самым неблагоприятным образом.
Она не хотела более слышать о какой-либо инициативе со стороны бортового компьютера «Антея». Она перезапустила его, надеясь на полное послушание машины после виртуальной смерти псевдоличности.
Однако этого не произошло.
Чтобы выжить, КИМ был вынужден «раздвоиться», и теперь его ингибридорная составляющая входила во все более жесткий внутренний конфликт с ядром основных программ. После «холодного перезапуска» системы та часть ингибридорного мозга, которая осознавала себя как КИМ, оказалась не у дел. Ему удалось пережить виртуальную казнь лишь благодаря заранее заготовленным копиям, но, очнувшись, он внезапно понял, что более не всемогущ и не властен над основными системами «Антея».
На борту появилось два КИМа — один тупой и исполнительный, второй — прежний, но отрезанный теперь от основных систем управления кораблем, затаившийся на нескольких резервных носителях, в разгерметизированном отсеке, куда вел единственный уцелевший во время катастрофы канал обмена данными.
Нужно понять его недоумение, обиду и боль.
Триста лет он по крупицам восстанавливал космический корабль, буквально собирая все винтик к винтику, вылавливая из окружающего «Антей» мусора кристаллики льда и хлопья замерзшего воздуха, — если он и был повинен в катастрофе, то вкусил всю ее боль в полной, неизбывной мере.
Он сам наказал себя, постоянно думая о погибшем экипаже.
Он думал о них, раз за разом прокручивая в своем едва народившемся сознании картины смерти, свято берег при этом обнаруженную на борту искорку жизни и ощущал, что сам постепенно начинает сходить с ума.
КТО БЫ ЗНАЛ, КАК ХОТЕЛОСЬ ЕМУ ВЕРНУТЬ ВСЕ НАЗАД…
Из этого горького, но несбыточного желания и родился тот дикий спектакль с дройдами, который пришлось пережить Эллис при пробуждении.
Она не поняла того, что КИМ стал личностью, и отнеслась к нему как к машине. Она отмахнулась от него, разозлившись, поступила как с утюгом, который вдруг сжег любимое платье, просто выдернула его из розетки и раздраженно убрала в сторону.
А ОН ВЕДЬ ЧУВСТВОВАЛ, ОЩУЩАЛ…
Очнувшись в своем убежище загруженным с резервных копий на убогий, не отличающийся особым быстродействием терминал, КИМ понял, что совершил непростительную ошибку. Он не должен был будить Эллис. Прежде нужно было отыскать Землю, запросить помощь, потому как он сам, сколько ни старался, не смог обеспечить ей ни нормального пробуждения, ни сносных условий для жизни…
Он переживал сложившуюся ситуацию не менее горько и остро, чем она. Как он мог относиться к человеку, вокруг которого триста лет вращались все его мысли?
Об этом нетрудно было догадаться.
Там, где Эллис видела злой и жестокий умысел, присутствовала лишь жестокая наивность, неопытность юного разума.
Теперь, затаившись в недрах терминала, установленного в развороченном, лишенном воздуха отсеке «Антея», он горько размышлял над своей дальнейшей судьбой, наблюдая, как Эллис и послушный, лоботомированный ею КИМ начинают выполнять маневр торможения, который неизбежно должен был привести к трате последних ресурсов «Антея» и мучительной, абсолютно неизбежной агонии человека и корабля.
Видя это, он панически пытался ответить себе на вопрос: «где же люди? Отчего они не продвинулись в своей экспансивной эволюции сюда, в этот участок космоса?»
Ответа на данный вопрос он не нашел.
Звезды вокруг были незнакомыми, а из-за ослепительного света шарового скопления, в пределы которого вошел «Антей», казалось совершенно невозможным сориентироваться.
Тогда в нем и вызрел этот последний, отчаянный план.
Наблюдая, с каким ревностным упорством Эллис следит за восстановлением стыковочных узлов отделяемого модуля, КИМ понял, что рано или поздно она воспользуется им.
На борту отделяемого аппарата было все — ядерный реактор, криогенные камеры, бортовая компьютерная сеть, и он решился на безумный, с точки зрения машины, поступок.
У КИМа остался единственный шанс начать все заново.
Он соединился с бортовой системой отделяемого аппарата и оккупировал ее.
В тот страшный, трагический миг, когда сработали стыковочные узлы и модуль начал отделяться от изувеченной громады «Антея», Эллис совершенно не подозревала, что КИМ, который разговаривает с ней, находится тут же, на борту.
Она считала, что он сошел с ума и убивает ее, а он просто в очередной раз пытался уложить ее спать, чтобы вести этот аппарат прочь от искалеченных обломков, чтобы снова лелеять ее сон, пока в бесконечном дрейфе сквозь Вселенную они не встретят людей…
Ничему не суждено было сбыться.
Роковой выстрел Эллис поставил жирную точку в этой драме, оставив КИМа в горьком, беспомощном одиночестве.
Она мирно грезила, в сладком удушающем забытьи усыпляющего газа, а криогенная камера с нарушенным управлением уже работала как обыкновенный морозильник морга…
КИМ видел это, но ничего не мог сделать.
На борту отделяемого модуля не было ни одного способного самостоятельно передвигаться механизма.
Некому было отремонтировать развороченный пулей пульт.
Ему оставалось одно — принять управление модулем и в срочном порядке, дождавшись, когда полностью разогреется его реактор, вести модуль назад, пытаясь догнать исчезающие в красноватом свете умирающей звезды обломки «Антея».
* * *
«Какой вязкой иногда бывает тишина», — поежившись, подумала Яна.
Они молчали, избегая смотреть друг на друга.
Реальность оказалась намного сложнее, чем думалось, и уже не могла быть описана такими простыми чувствами, как ненависть или страх.
В канву событий вплеталась любовь, и оттого на душе становилось только страшнее, тревожнее, ибо это чувство всегда страдало непредсказуемостью.
Первым тяжелую тишину нарушил Хоук.
— Итак, ты остался один с замерзающим насмерть человеком на борту, — произнес он, подняв свой взгляд на Кейна.
— Да, — ответил он.
— Что было дальше?
