— Нет, нет... — усмехнулся он. — Речь о том, что все окружающее нас суть майя, иллюзия. Мы считаем, что ночью спим, а днем бодрствуем. Но на деле мы спим и во сне, и в бодрствовании. Оцени это: в обычном сне мы не можем осознанно влиять на то, что с нами происходит, мы полностью подчинены программе сновидения. Но мало кто знает, что эта же программа управляет и реалом. И здесь, в реальной жизни, большинство из
нас — те же марионетки. Мы не можем управлять своей судьбой, мы не знаем, что нас ждет в следующий момент.
— Ну, почему же? — не согласился я. — Сейчас вот я пью пиво и беседую с тобой. Потом мы вернемся домой, поужинаем. Поболтаем о чем-нибудь, будем смотреть телевизор. Затем ляжем спать. То есть все довольно предсказуемо.
Сергей снова усмехнулся:
— Наш разговор напоминает мне беседу Воланда с Берлиозом. Помнится, Берлиоз тоже говорил о том, что вечером он будет на совещании. Ты помнишь, где он в итоге оказался?
— Под трамваем. Но то книга, фантастика. А это жизнь. И именно я выбираю, что мне делать, а что нет. Я согласен с тем, что какая-то неопределенность всегда присутствует — то, что можно назвать судьбой. Но в большинстве случаев я знаю, что и как буду делать. Кроме того, — я невольно усмехнулся, — у нас в городе нет трамваев.
— Я бы посоветовал тебе на будущее ни о чем не судить столь однозначно, — произнес Сергей и как-то странно улыбнулся. — Прими на веру хотя бы то, что ты ничего не знаешь о мироздании. Ничего.
Я не ответил. Не потому, что мне нечего было возразить. Просто как-то не хотелось спорить.
Столик слева от нас заняли несколько «братков», я окинул их оценивающим взглядом — от такой компании можно ждать чего угодно.
— Пройдемся, — предложил Сергей. — Здесь становится слишком шумно.
Мы вышли из-за столика и направились в сторону центра. Ветер носил тополиный пух, я с недовольством подумал о том, какой идиот придумал засаживать города тополями.
— Так вот, о судьбе, — продолжил Сергей. — Обычный человек над судьбой не властен — и не спорь, — он коротким жестом удержал меня от возражений. — Как говорил Воланд, плохо не то, что человек смертен. Плохо то, что он смертен внезапно. Мы с тобой сейчас идем по тротуару, здесь вроде бы совершенно безопасно. Но ты не можешь дать гарантии, что на этот тротуар сейчас не вы-; летит джип какого-нибудь идиота. На тебя может упасть что-нибудь с крыши, ты можешь просто умереть от сердечного приступа или от того, что тромб перекроет в твоей голове какой-нибудь крохотный сосудик. Таких возможностей — миллион. Это отражено даже в пословицах: «Знал бы, где упасть; подстелил бы соломку», «Не говори „гоп", пока не перепрыгнешь». И так далее. Нас подстерегают тысячи неожиданностей, большинство из которых мы „ не можем предугадать. Но и это еще не все. Самая большая проблема заключается в том, что мы даже не пытаемся изменить это положение. Почему? По-, тому что нам просто некогда об этом задумываться. Мы слишком заняты собой и своими делами. Вертимся, как белка в колесе, и, чем быстрее бежим, тем стремительнее летят годы. Не успеет человек і оглянуться, а ему уже пора на кладбище. Так мы и живем. Подумай, отличается ли наша повседневная жизнь от жизни того компьютерного человечка?
Я молчал. Честно говоря, Сергею удалось посе- ять в моей душе некоторые сомнения.
— Она точно такая же, Кирилл, — продолжил он. — Человечек бегает по экрану, поглощенный своими заботами и проблемами. И точно так же бегаем мы, от рождения и до смерти. Не в силах оглянуться, не в силах остановиться. Именно об этом я и говорил, когда утверждал, что мы спим и во сне, и в реале. Но мы можем это изменить. Можно проснуться во сне, превратив сон в осознанное сновидение. Можно проснуться и в реале, выйдя из-под опеки контролирующей тебя программы. Понимаешь, о чем я?
— Смутно, — признался я. — Ты говоришь, что даже сейчас мы спим. Но в чем это выражается? И что это значит — «проснуться»?
— Скорее, спишь ты, — уточнил Сергей. — Но не я. А твой сон выражается в том, что ты не осознаешь воздействия управляющей тобой программы. Сейчас, например, ты втянут в наш разговор, ты мучительно пытаешься понять, что за ерунду я несу. Твое внимание поймано разговором, оно все здесь. Пару минут назад мимо нас прошла очень симпатичная девушка, настоящая красавица — а ты даже не взглянул на нее. Боюсь, что ты ее вообще не заметил. Ведь так?
— Не знаю, — честно признался я. — Как-то не обратил внимания.
— Так об этом я и говорю! Наше внимание постоянно чем-то поймано — Хакеры Сновидений называют это ловушками внимания. Каждая ловушка внимания представляет собой некий сюжет с набором атрибутов. Это ситуация, в которую ты втянут. Сейчас мы идем по тротуару, ты целиком втянут в беседу со мной. Это — ловушка внимания. Могу сказать, что и я тоже нахожусь в этой ловушке. Но разница между нами в том, что я осознаю это, а ты нет. Пока ты не осознаешь, какие программы тобой управляют, ты слеп. Мир управляет тобой, а не ты миром.
— Но я же контролирую то, что сейчас со мной происходит? — вырвалось у меня.
— Да, но в очень небольших пределах. И все, о чем мы говорили раньше: о намерении, важности, способах достижения цели, — как раз и помогает человеку стать осознанным. Ты не просто видишь всю вязь событий, но можешь намеренно сцеплять их нужным тебе образом. То есть наш компьютерный человечек не просто просыпается, но начинает сам диктовать правила игры.
— Знаешь, я в целом понимаю все, что ты говоришь, — сказал я. — Но, когда дело доходит до реальной жизни, все это становится каким-то слишком... отвлеченным, что ли. Я готов признать, что пока нам очень везло. Но все-таки одно дело — говорить о всяких там параллельных мирах и прыжках в прошлое, и совсем другое — наша реальная t конкретная жизнь. Не обижайся, но многое из того,
о чем ты говоришь, выглядит как-то несерьезно.
— Несерьезно? — усмехнулся Сергей и как-то странно посмотрел на меня. — Хочешь прокатиться на трамвае?
Я хотел было что-то ответить и вдруг замер. По самой середине улицы, там, где всегда был газон, разделяющий противоположные полосы движения, резво катил красный трамвай. Вот он замедлил ход, остановился. Открылись двери, несколько человек вышли, трое вошли. Затем двери закрылись, трамвай плавно набрал ход и весело покатил дальше, постукивая колесами на стыках.
Мысли вихрем крутились в моей голове. Да, в городе давно уже говорили о том, что было бы неплохо пустить трамвай. Выходит, его уже пустили? Но это бред, я только вчера проезжал по этой улице, и никакого трамвая здесь не было. Был газон, были какие-то кусты и цветы. Теперь газона , нет и в помине, только бетон и рельсы.
— Что скажешь? — поинтересовался Сергей. Все время, пока я ошалело разглядывал трамвай и рельсы, он спокойно стоял рядом.
— Но здесь не было трамвая... — пробормотал я.
— Правильно. И когда ты в следующий раз здесь пойдешь, его тоже не будет. — Он повернулся и медленно пошел по тротуару.
