— В школе, — ответил Илья. — Энтропия — это мера хаоса. Так?
— Сойдет и так, — согласился Виктор. — Если энтропия — это мера хаоса, то с ней тесно связаны две наших силы. Созидающая ведет к уменьшению энтропии, а именно — к структуризации вещества, к усложнению, к росту, к жизни. И наоборот, разрушающая сила стремится к увеличению энтропии, к хаосу. Самое главное для нас в том, что одна из этих сил не может существовать без другой. Уничтожь зло — не будет и добра. Если ты читал Библию, то должен знать, что, согласно христианской доктрине, именно Бог позволяет Сатане действовать. И все зло, что есть на земле, происходит исключительно с Божьего попущения. А почему? — Он выдержал паузу. — Да потому, что даже Бог не может обойтись без зла. Зло необходимо, и, когда первый божий ангел Люцифер пошел против Бога, не признавая над собой ничьей власти, Бог с этим, немного покочевряжившись для приличия, согласился. Почему? Да потому что ему нужен был Дьявол. Как в детективах: хороший полицейский — плохой полицейский. Один с пряником, другой с кнутом. Всегда должен быть кто-то, кто делает грязную работу. И если христианский Бог ее делать не может — в силу своего божественного статуса, — то он не против того, чтобы эту работу делал Сатана. Понимаешь, о чем я? — Виктор внимательно смотрел на Илью. — Эти ребята работают в одной связке. Две команды: одна играет на стороне Бога, другая — на стороне Сатаны. Два всемирных потока энергии: один созидающий, творящий, другой разрушающий. При этом в разрушении кроются истоки будущего роста. На месте пожарищ всегда вырастают новые дома. На месте сгоревшего леса — новый лес. Трупы людей и животных превращаются в прах: что из земли пришло, в землю и уходит. И из праха снова рождается жизнь. Вспомни булгаковский пир у Сатаны: крови уже нет. Она давно впиталась в землю, дав жизнь лозе. Та дала виноград, виноград превратился в вино. Круговорот жизни — и круговорот смерти. Вечный вселенский механизм. И мы, грешные, отчаянно пытающиеся найти свое место в этой жизни... — Он замолчал. Илья тоже ничего не говорил, поэтому Виктор продолжил: — Вот и получается, мой дорогой Илья, что выбор той или иной стороны — это исключительно вопрос личных предпочтений. Богу, если тебя волнует эта сторона вопроса, нужны обе команды. Выбор — за тобой. Плохо бывает лишь тогда, когда мы этот выбор сделать не можем. Когда мы ни на той стороне, ни на другой. Знаешь, что при этом происходит? При таком раскладе ты не выпадаешь из игры, как мог бы подумать. Нет — ты становишься мячиком, который безжалостно пинают обе команды. Ты не принадлежишь ни одной из сторон, а значит, не входишь в соответствующие энергетические потоки. Ты, может, и не входишь в поток темных сил, но тебе ничего не перепадает и от светлых. Ты ноль, пустышка. Вспомни свои прежние картины: они были ярким отражением этого состояния. А взгляни на нынешние — в них появилась сила. И все потому, что я перетащил тебя на нашу сторону.
— На сторону Дьявола? — мрачно пробормотал Илья.
— Да, — жестко ответил Виктор. — Не понимаю, почему люди так этого пугаются? Хотя вру — понимаю. Это все поповские байки о геенне огненной, о чистилище и прочих ужасах. Веди себя хорошо, не шали — и получишь райские кущи. А будешь грешить —- горько пожалеешь... Знаешь, это не просто глупо — это скучно. Меня даже удивляет примитивность наших церковников — могли бы придумать что-то более оригинальное.
Илья молчал. Да, он никогда не причислял себя к верующим. Но вот так просто перейти на сторону Дьявола...
— Тебя все еще что-то смущает? — Виктор испытующе смотрел на Илью. — Это пройдет. Просто загляни к себе в душу — и поймешь, чего она действительно хочет. Петь «аллилуйя», славя Бога, или развлекаться с бабами. Биться лбом о пол перед крашеной доской или жить полной жизнью, ни перед кем ни за что не отчитываясь. Пресмыкаться перед Богом или самому править этим миром.
— Но ведь и ты подчиняешься Сатане?
— Да, — согласился Виктор. — Подчиняюсь. Но что значит это подчинение? Только то, что я иду этим путем, что я нахожусь в этом энергетическом потоке. Я вношу в него свою лепту — и получаю сторицей. Бог мне не даст ничего, тогда как Сатана дает все. Потому что он сам такой же, как я. Его дух — гордый дух — во мне! Вспомни Во- ланда: «Никогда ничего не просите. Сами придут и сами все дадут». Это — позиция Сатаны. Его правда. Ты просто не представляешь, какие тайны может открыть тебе Сатана. Просто не представляешь... — последние слова он произнес подчеркнуто медленно.
— И что же он может мне предложить? — не без усмешки спросил Илья.
— Торг начинается? — Глаза Виктора насмешливо блеснули. — Я уже тебе говорил: не пройдет и года, как ты станешь одним из самых известных художников. Ты уже ощутил помощь и видишь, как изменились твои картины. А ведь ты только прикоснулся к силе — подумай о том, что будет дальше! Ты ощутил, что такое истинное наслаждение женщиной. Мало того, что ты получил удовольствие, ты вынес из этой встречи массу энергии. Ты наполнился силой, и эта сила реально делает тебя моложе. Реально, понимаешь? Знаешь, сколько лет Мелиссе? Восемьдесят два. А выглядит на тридцать. При этом она не потеряла ни капли своей былой страсти.
— Ты это серьезно? — не поверил Илья.
— Люди привыкли верить лишь тому, что могут пощупать, — ответил Виктор. — Уверяю тебя, ей восемьдесят два года. Однако она совсем не выглядит старой маразматичкой, какими становятся старушки, исправно посещающие по воскресеньям церковь. Дело в том, — взгляд Виктора стал еще пристальнее, — что каждый из путей что-то дает. И, будь я чуточку способнее, терпеливее, покладистее, я бы безусловно выбрал путь света. Потому что светлый путь дает больше возможностей потом, после смерти. Видишь, я ничего от тебя не скрываю. Но сложность светлого пути в том, что он требует невероятных лишений. Если ты читал когда-нибудь о христианских святых — а я читал, ведь врага надо знать в лицо, — он усмехнулся, — то должен знать, как труден был их путь. Аскеза, пустынничество, отказ себе во всем. И непрестанные молитвы. Ладно бы все это на месяц или год — еще можно потерпеть. Но ведь все это у них длится десятилетиями! Я на такое просто не способен. По Сеньке и шапка — слышал такое? Нет у меня талантов, чтобы пройти по пути света. Не смогу. При этом знай: просто верить в Бога — мало. Люди утешают себя сладенькой сказочкой «верь — и спасешься», но на деле все далеко не так просто. Спасаются лишь единицы, вроде уже упомянутых святых. Миллионам же обычных людей их вера ничего не дает, и
они, как и большинство грешников, после смерти попадают в лапы Сатаны.
— Это уже глупости, — не удержался Илья.
— Клянусь! — с жаром ответил Виктор. — Мне нет нужды лгать. И товар, который я предлагаю, полностью соответствует рекламе. Знай: в мир света после смерти попадают лишь избранные. Обычно это те, кого позже причисляют к лику святых. Плюс очень ограниченное количество простых смертных, сумевших праведной жизнью заслужить пропуск в мир света. Но это — капля в море. Из тех, кто искренне верит в Бога и ходит в церковь, к Богу попадут единицы. Все остальные оказываются этого недостойны — в них все еще слишком много грязи. И весь свет, который есть в таком человеке, уже ничего не значит. Человек прямиком попадает к нам, то есть к Сатане. Заметь — не в ад. Сказки об аде выдумали церковники, чтобы пугать людей. Никакого ада на деле не существует. Если что и есть, так это муки совести — именно они начинают терзать грешника после смерти. Но заметь: совесть — это тоже понятие из мира света. Если ты не чувствуешь за собой вины, то нет и мук. Муки, или мытарства, как называют эти страдания попы, терзают лишь верующих. Человек всю жизнь верил, жил по заповедям божьим, и вдруг после смерти он понимает, что этого было мало, и что свет ему, увы, совершенно не светит, — Виктор усмехнулся своему каламбуру. — Одного маленького пятнышка на белых одеждах достаточно, чтобы путь в рай тебе был заказан. А в душе обычного верующего таких пятен — тьма. И каждое вызывает свои муки: человек осознает, что там поступил не так, а вот здесь не эдак. Где-то разозлился, кого-то не простил. За что-то не покаялся. Человек очень тяжело переживает каждый такой грех, понимая, что именно грехи и лишили его Царствия Небесного. В итоге, несмотря на всю свою праведную жизнь, такой человек прямехонько попадает к нам, в мир тьмы. Но что такое мир тьмы — там, после смерти? — Виктор испытующе посмотрел на Илью. — Уверяю тебя, в нем нет ничего страшного. Напротив, он очень приятен. Потому что Сатана не столь жесток, как Бог. Сатана знает, что значат желания. Поэтому в посмертном мире у него большинство умерших находят все то, что искали. Все, что тебе нужно, легко создается силой твоей мысли. Поэтому каждый получает то, о чем мечтал. Именно там люди находят тех, кого потеряли, именно там они ждут своих любимых, если те еще живы. В том мире ты можешь жить столько, сколько захочешь, — пока не надоест. Потом можешь снова родиться на земле, потому что вход в более высокие сферы тебе закрыт. А дальше все снова зависит от тебя: кто- то идет к свету, его подогревают неосознаваемые мотивации прошлой жизни. Другие же идут путем тьмы. Я принадлежу к последним. Потому что знаю, что не хочу и не буду пресмыкаться перед Богом, какие бы блага Он мне за это ни обещал. Мне не нужны Его райские сады, я не хочу сидеть там в компании таких же идиотов и петь Богу дифирамбы. Это — не мое. Кто-то готов молить, просить, уговаривать. Я — нет. Предпочитаю хорошо пожить здесь, затем неплохо повеселиться там. И так далее, — он улыбнулся. — Все, что мне нужно, я беру сам. И мне это нравится.
