— Вроде бы, — неуверенно пожал плечами Илья. — Нужно просто делать то, что должно быть сделано?
— Именно, — кивнул Павел. — Светлые несут любовь и созидание. Темные разрушают. Я — человек сумрака. Я несу и то, и другое. Но во всем,
что я делаю, нет ни капли меня...
Сон касался Ильи — Ольга это просто знала. С ним что-то случилось...
Утром она начала собираться домой. Давно было нужно вернуться — не может она вечно прятаться в монастырских стенах. Попытки уговорить ее остаться ни к чему не привели: испросив у настоятельницы благословения, около полудня Ольга уже ехала к вокзалу...
С вокзала попыталась дозвониться до отца Михаила, но его телефон оказался отключен. Случайность? Или и с ним что-то случилось? Нового телефона Ильи она не знала. Чувствуя, что в душе нарастает страх, прошла к кассам.
Сразу уехать не получилось — не было билетов на проходящие поезда. Вечер и ночь провела на вокзале, под утро ей все же улыбнулась удача — смогла договориться с проводницей. Шесть часов ехала в купе проводников, затем заняла полку сошедшего пассажира.
Всю дорогу Ольга думала о том, как странно все у них получилось. Ведь хотела забыть о нем, пыталась — но не смогла. Любовь? Может быть. Ей не хотелось копаться в своей душе, в своих чувствах. Знала лишь одно: ей без него плохо.
Возвращаться было опасно. Угрозы Виктора не были пустым звуком — еще месяц назад батюшка Михаил сообщил ей о пропаже журналиста. Все попытки найти его так ни к чему и не привели. По просьбе батюшки милиция тщательно обследовала дом главы ордена Люцифера, но никаких следов журналиста в доме обнаружить не удалось. Сам Мастер был подчеркнуто вежлив и с готовностью показал сыщикам свой дом. Провожая, просил заходить еще, если будет такая необходимость. Потом из Звенигорода в их монастырь приехал Валентин, брат настоятельницы, иконописец. Очень добрый и отзывчивый человек. Он-то и сообщил о том, что журналист мертв. Погостив у сестры два дня, поехал к Илье, зная, что тому нужна его помощь. Обещал обо всем сообщать сестре, но пока от него не пришло никаких вестей. Случайность, или и с ним что-то случилось? А теперь еще и этот сон... Мысль о том, что с Ильей произошло непоправимое, была мучительна. Зря она оставила его одного. Ему нужна была помощь, а она его бросила. Как она могла?..
Сойдя с поезда, Ольга отыскала телефон и снова позвонила отцу Михаилу. Увы, его телефон по- прежнему был отключен. Это окончательно убедило девушку в том, что что-то происходит. Ничего, она зайдет к нему. Но чуть попозже-
Ярко светило солнце. Шел десятый час утра, когда Ольга, не заходя домой, прямо с вокзала поехала к дому Ильи. Вот и его подъезд, знакомые
ступени. Только бы с ним все было в порядке...
* * *
Ночь выдалась жаркой и очень душной. Плыла в темном небе полная луна, заливая призрачным светом густую поросль крестов и надгробий, было очень тихо. Вот где-то в селе лениво гавкнула собака — раз, другой. Затем снова наступила тишина.
Но вот в этой тишине раздался тихий треск.
— Тише ты! — послышался возмущенный детский шепот. — Смотри под ноги!
— Да смотрю я... — отозвался кто-то. — И вообще, зря мы сюда пришли. Глупости это все...
— Скажи лучше, что боишься!
— Не боюсь я... Просто мама убьет нас, если узнает...
Снова стало тихо, в лунном свете можно было различить две детские фигуры, осторожно пробирающиеся по кладбищу.
— Пришли, — сказал один из ребят, в темноте на мгновение засветился циферблат электронных
наручных часов. — Как раз успели — десять минут до полуночи.
— И ты думаешь, он действительно выйдет?
— Вспомни, что говорил Марат: он выходит каждое полнолуние и идет на то место, где его убили. Все, прячемся...
Два детских силуэта спрятались за одним из надгробий. Некоторое время еще было слышно какое-то шевеление, затем стихло и оно.
Так прошло почти двадцать минут.
— Нет его... — тихонько произнес один из ребят. — Я же говорил, что сказки это...
— Тише! — шикнул на него брат. — Слышишь?
Неподалеку снова послышался какой-то звук. Чьи-то шаги. И еще дыхание — частое, сиплое. Один из ребят — тот, что помладше, — вцепился во второго. Ему стало очень страшно: он хотел что-то сказать, но брат быстро зажал ему ладонью рот. Прошло еще несколько секунд, и дети оцепенели от ужаса...
Между могил пробиралась сгорбленная фигура. Невысокая, в темном — чернее черного — плаще. И там, в темноте капюшона, двумя яркими алыми точками светились глаза...
Вот неведомое существо остановилось, приподняло голову. Было слышно, как оно шумно втянуло носом воздух. Потом удовлетворенно засмеялось и быстро пошло к одной из свежих могил, припадая на левую ногу. Остановилось, снова втянуло носом воздух. Опустилось на колени и начало рыть землю.
Оно разрывало могилу, разбрасывая комья земли, сипло дыша и что-то тихонько бормоча. Так продолжалось около получаса, затем из вырытой ямы снова послышался тихий хриплый смех. Он сменился плотоядным урчаньем и странным хрустом, затем над разрытой могилой вновь появилась
сгорбленная фигурка. В руке у нее что-то было: чудовище подняло свою добычу повыше, и дети едва не закричали от ужаса — это была голова человека. Удовлетворенно зашипев, существо достало от- куда-то черный мешок, сунуло в него голову. Закинуло мешок за спину и быстро пошло прочь, все так же прихрамывая. Прошло еще немного времени, и все стихло...
— Ты в-видел это? — заикаясь от страха, спросил один из ребят. Его била дрожь, он цеплялся за руку брата.
— Видел... Не бойся, он уже ушел... — отозвался тот. Как старший, он должен был сохранять спокойствие. Хотя и его трясло от увиденного.
— К-кто это был?
— Не знаю. Пошли домой. Быстрее-
Несколько минут спустя братья уже стремглав
неслись по дороге в сторону села. Старший держал младшего за руку, тот то и дело оглядывался на бегу. Но дорога была пуста. Вот и село: дети свернули на одну из улиц, с ходу перемахнули через довольно высокий забор. Где-то снова залаяла собака, и все стихло.
Желтела луна, пели сверчки. Дул легкий ветерок, покачивая верхушки тополей. А в нескольких километрах от села, с мешком за спиной, быстро шагало в сторону железнодорожной ветки странное сгорбленное существо.
Глава девятая
Он возвращался домой. Стучали колеса, за окном проплывали бескрайние пустынные пейзажи. Лежа на верхней полке, Илья хмуро смотрел в окно и думал о том, как ему теперь жить.
Там, у Павла, чужеродность нового тела почему-то не воспринималась так остро. Наоборот, было даже потаенное чувство облегчения — от того, что ушли в небытие боль и немощь, что жуткое тело старухи исчезло, как кошмарный сон. Но на смену тому сну пришел новый. Да, лучше прежнего. Но все равно страшный...
