Очередную остановку Ким сделал в Астрахани. Город оказался очень уютным и красивым, Ким искренне любовался его старинной архитектурой. Правда, не забывал и о деле, в течение недели ему удалось выяснить все необходимые подробности содержания заключенных, благо центральный офис КСК находился именно здесь. Заключенных насчитывалось около трехсот человек, условия содержания были отвратительными — только за прошлый год умерло более сорока человек. Поразмыслив, Ким пришел к выводу, что для начала операции у него почти все готово. Правда, ему придется еще раз слетать к своему тайнику. Никогда не знаешь заранее, что именно тебе понадобится…
Старенький медицинский глайдер опустился на посадочную площадку колонии около шести вечера. Выбравшийся из кабины врач протянул охраннику документы, тот небрежно кивнул, благо был предупрежден о визите. Подхватив свой чемоданчик, врач прошел в медицинскую палату.
Там было два пациента. Увидев врача, один из них оживился.
— О, доктор! — обрадовался он, держась за живот. — Господь услышал мои молитвы!
— Остынь, приятель… — осадил его врач. — Я не к тебе, ваш врач будет завтра. Я делаю прививки.
— Но у меня живот болит! — возмутился заключенный, приподнявшись на кровати.
— Это твои проблемы. У меня другой профиль, я в ваших болячках не разбираюсь… — Врач бросил чемоданчик на стол и вернулся к двери. — Как будут приходить, направляй всех сюда! — крикнул он охраннику, затем вернулся к столу.
— Какой же ты, к черту, врач? — спросил заключенный, на его лице блестели капли пота. В палате было очень жарко.
— Уж не думаешь ли ты, что к вам пришлют профессора? — усмехнулся врач. — Меня бы тоже здесь не было, да шеф выловил. Вспышка туляремии неподалеку, велено вам прививки сделать. Чтобы раньше времени не откинулись, — пояснил врач. — Так что извини, дружище…
Разговаривая с заключенными, врач открыл чемоданчик, приготовил массивный инъектор. Затем встал и подошел к разговорчивому больному.
— А ну-ка, оголи задницу…
— А может, не стоит? — заключенный с сомнением взглянул на внушительных размеров инъектор.
— До освобождения хочешь дожить? Тогда подставляй зад и не хнычь… — Врач прижал головку инъектора и нажал курок, заключенный вздрогнул. — Вот и все, теперь тебе никакая зараза не страшна. Теперь ты. — Врач повернулся ко второму заключенному, тот покорно перевернулся на живот.
Прошло несколько минут, в палату по очереди стали заходить вернувшиеся с работы заключенные. Получив свою дозу вакцины, они уходили, вся процедура заняла не больше часа. Закончив работу, врач спрятал инъектор в чемоданчик и вернулся к глайдеру. Машина приподнялась над площадкой, отразив в стеклах клонившееся к закату солнце, и стала быстро набирать высоту.
Все дни в колонии были похожи друг на друга. Шел второй год его заключения, Мирон с ужасом думал о том, что никогда отсюда не выберется. Весь прошедший год он пытался разработать план побега и каждый раз был вынужден признать, что его замыслы неосуществимы. Слишком усердно охраняли заключенных, слишком пустынно было вокруг, чтобы надеяться выжить — даже если каким-то чудом удалось бы сбежать с территории колонии. Одно время у Мирона появилась идея захватить глайдер, однако чуть позже он узнал, что пространство над колонией контролируется радарами военной базы. Даже захвати он глайдер, ему все равно не дадут уйти.
Попытки побега в колонии все-таки были. Кто-то пытался удрать ночью, однако это было бессмысленно, чуткая аппаратура все равно фиксировала побег. Иные закапывались в соль, пытаясь покинуть колонию с отгружаемой продукцией. Откуда им было знать, что каждый грузовик перед отлетом сканировался тепловизорами? Заметив на экране светлое пятно, охрана выкапывала беглеца и для начала отправляла его в карцер, дальнейшая судьба заключенного решалась начальством. Один бедолага как-то попытался взять заложника из числа посетившей колонию комиссии. Кончилось это тем, что заключенного застрелили, а членам комиссии принесли извинения за досадный инцидент. Чем больше Мирон анализировал возможности побега, тем больше убеждался в том, что шансов у него нет.
Этот день тоже ничем не отличался от других. Мирон восемь часов провел в кабине погрузчика, заполняя грузовые глайдеры опостылевшей ему солью. За две минуты до шести вечера он заглушил двигатель и под присмотром конвоиров вместе с другими заключенными отправился в казарму.
Там их ждал небольшой сюрприз в виде помятого медицинского глайдера. Врача ждали завтра, через пару минут выяснилось, что им будут делать какие-то прививки. Мирон не протестовал, и когда врач, мужчина лет тридцати, вколол ему дозу вакцины, он даже не вздрогнул. Подтянув штаны, Мирон спокойно направился в душ, с радостью думая о том, что сейчас вымоется, поужинает и ляжет спать…
Первые признаки недомогания Мирон ощутил за ужином. Его почему-то начало знобить, негнущиеся пальцы с трудом удерживали вилку. Впрочем, особого беспокойства Мирон не испытывал. Бывает — то ли перегрелся, день был на редкость жарким, а может, это просто аллергия на вакцину. Ничего, до утра отлежится…
Ужинать он закончил одним из последних. Повинуясь команде охранника, встал и вместе с другими заключенными вышел из столовой. Идти было трудно, Мирон едва передвигал ноги. Добравшись наконец до своей койки, завернулся в одеяло и вскоре уснул.
Проснулся он от того, что его кто-то толкал. Попытался встать — и понял, что не может шевельнуться. Тело было чужим, Мирон его почти не чувствовал. Попробовал позвать на помощь — чтобы помогли повернуться, подняться, — и осознал, что не может сделать и этого.
— Мирон! — тормошил его кто-то. — Вставай, подъем уже! Тьфу, черт… Помер, кажись… — В голосе говорившего послышался испуг.
Это был Мик, его сосед по койке. Мирон слышал, как Мик с кем-то негромко переговаривается. Затем ощутил на лице чьи-то пальцы — ему оттянули веко, Мирон разглядел перед собой мутный облик Гурама, одного из надзирателей.
— Отвоевался, — сказал Гурам, отпуская веко. — Не дышит.
— Пульс проверь, — подсказал кто-то.
— Еще чего, — хмыкнул Гурам. — Что я, жмуриков не видел?
Пульс ему все-таки проверили. Мирон почувствовал чужие пальцы на своем запястье.
— Помер… — сказал кто-то. — Повезло, не мучился.
«Я живой!» — закричал Мирон, однако крик этот прозвучал только в его сознании. Тело не повиновалось, Мирон неожиданно понял, что не дышит. Более того, сердце тоже не билось. Только сейчас Мирон осознал, насколько страшна эта ледяная тишина. Неужели это и есть смерть? Но тогда она ужасна…
Сквозь закрытые веки пробивался свет лампочки, затем стало темнее — Мирона накрыли покрывалом. «Как саваном», — подумал он, делая отчаянную попытку пошевелиться. Бесполезно, тело было мертво.
Следующие часы стали для него настоящей пыткой. Беспомощность, осознание того, в какую чудовищную ситуацию он попал, приводили Мирона в ужас.
